взглядами десятков глаз друзей матери, забыв стих, который она учила несколько месяцев. Она сжалась от стыда и беспомощности под уничтожающим и полным ненависти взглядом матери, не готовая к такому позору. Единственным желанием у нее было умереть прямо сейчас, чтобы не быть таким никчемным посмешищем для мамы.
Звонок Алексы выдернул ее рывком из воспоминаний, и те улетучились, словно дым от задутой спички. Стараясь хоть как-то сгладить ужас от собственных открытий, она снова устроила цирк, только на этот раз перед Алексой.
Мелани выдохнула. Она оказалась на грани нервного срыва от той сценки, которая оказалась не по возрасту ее дочери. Давно нужно было придумать что-то новое, но у нее не было душевных сил на это, слишком многое свалилось на бедную голову ювелирного дизайнера за последнее время.
Один доктор Фергусон, давивший на нее фактом отсутствия записей в карте Алексы, чего стоил! Оливер категорически запретил вывозить дочь в клинику, опасаясь спровоцировать приступы, и от этого Мелани ужасно страдала, оказавшись между двух огней.
– Положение крайне серьезное, о чем мистер Траст, вероятно, не догадывается, – давил на нее звонкий голос лечащего врача.
– Решение моего мужа приоритетно в нашем доме, – не терпящим пререканий тоном заявила ему Мелани по окончании осени, и Фергусон больше не звонил, вот уже четвертый месяц.
«Хоть я в корне и не согласна с этим решением» – едва не добавила она, но тогда доктор насел бы на ее мозг еще активней, узрев брешь.
Ситуация сложилась тогда гнусная, потому что он был их семейным доктором, а значит и остальных членов семьи он курировать перестал.
Сейчас, вспоминая Бенедикта Фергусона, Мелани жалела, что не могла больше звонить врачу с консультацией, потому что в ее голову пришла мысль, что дерзость Алексы могла быть продиктована элементарным взрослением. То есть, девочка не собиралась уйти из дома, принимать героин и начать раннюю половую жизнь в свои неполные семнадцать лет, просто она прощупывала границы, установленные родителями. Что в этом плохого?
Но что-то подсказывало Мелани, что причиной сегодняшнего холода в речи дочери была не воскресная ссора с ней. Все гораздо серьезней, ведь не зря голос девушки был загробным, и это с учетом того, что прошла уже без малого неделя с того дня.
А еще Алекса сильно выросла. Платье цвета жухлой листвы, которое мать купила ей в подарок, было всего на размер меньше, чем носила сама Мелани. То есть, дочь приобрела очертания полноценной женщины. Вероятно, еще и это пугало родительницу наравне с остальными событиями.
Внезапно она решила позвонить Оливеру, отчаянно нуждаясь в его поддержке.
– Привет, Мел! Как ты? – Попытался согреть ее теплом добрый голос мужа.
– Привет! Все хорошо, Молли на стенде, я в номере, – отчиталась супруга. – Мне звонила Алекса. Я…
