бы признать ошибкой!
За образец они решили взять средневековое искусство. В произведениях Джотто и Гиберти молодые художники, которых вскоре стало семеро, нашли для себя то, чего раньше не видели. Что-то сильное и вечно правдивое…
Учителя объявили их потерянными навсегда, товарищи по классу осмеивали, но «отщепенцы» были верны избранному пути.
Родилось братство «прерафаэлитов». Они решили ставить на картинах буквы PRB в виде криптограмм, которые могли понять лишь некоторые посвященные. Точно так же стали подписывать письма…
Цели, декларированные молодыми художниками, были наивны и искренни:
«Иметь оригинальные идеи.
Внимательно изучать природу, чтобы уметь ее выразить. Любить в искусстве прошлого все серьезное, прямое и искреннее и, наоборот, отбрасывать все банальное, самодовольное и рутинное».
Уильям Хант подвел тому итог: «Короче говоря, нам было нужно новое и более смелое английское искусство, которое заставило бы людей размышлять».
Э. К. Берн-Джонс. Рыцари отправляются на поиски святого Грааля
В самый разгар нещадной критики всей этой «прерафаэлитской ереси», внезапно и некстати явившей себя на сцене чинного и спокойного английского изобразительного искусства, у молодых художников неожиданно появился сторонник и защитник. Весомый, значительный, уважаемый. Джон Рескин. Его авторитет в художественной среде был неоспорим.
«Утверждалось, что они не владеют перспективой, и эта критика исходила от людей, которые понимали в перспективе не больше, чем в астрологии. Утверждалось, что они грешат против настоящей правды, и это мнение было выдвинуто критиками, которые никогда не нарисовали с натуры ни листочка, ни цветка.
Труд, затраченный на эти произведения… Верность своего рода правде… Уже… достаточны для того, чтобы поставить их над обычным презрением».
Рескин словно смотрел в будущее. Ведь это его слова о прерафаэлитах в самом начале их творческого пути прошли испытание временем. Тогда он сказал: «Они могли бы заложить у нас в Англии основы самой благородной художественной школы, какую видел мир за последние триста лет».
Обращение к литературным сюжетам открыло прерафаэлитам путь к признанию. Китс, Теннисон и, разумеется, Шекспир.
«Офелия» Миллеса поразила всех своим цветовым решением, символизмом и вниманием к деталям. В течение лета 1851 года Миллес рисовал с натуры пейзаж на берегу реки Хогсмилл, в графстве Суррей, оставив полные юмора воспоминания о работе над картиной: «В течение 11 часов я сижу в костюме под зонтиком, отбрасывающим тень размером не больше чем полпенни, с детской кружечкой для питья. Мне угрожает, с одной стороны, предписание предстать перед магистратом за вторжения на поля и повреждение посевов… Мне угрожает ветер, который может снести меня в воду… Мое несчастье усугубляют два лебедя,
