выстрелом. Я невольно поёжился, но, подсознательно чувствуя, что за мной следят, старался не подавать вида, хотя сам был испуган до чёртиков. Распрямив плечи, и, стараясь ступать непринуждённой походкой, я пошёл к дому.
Только тут понял, чем ещё этот дом отличался от остальных: на окнах здесь тоже были ставни, но по непонятной причине они были прихвачены толстенными досками, да и вдобавок ко всему царил дух запустения.
Грешным делом я уж подумал, что вообще зря остановился, но вдруг на заднем дворе послышалось шуршание.
Миновав довольно мрачный фасад, я оказался там. Каково же было моё удивление, когда моим глазам предстал полный разнообразной жизнью участок земли, что являлось полной противоположностью увиденного мною снаружи. Я даже рот раскрыл. Но потом сообразил, что барашки, птица и всё остальное является вполне естественным для этих мест.
Больше всего меня интересовало, кто за всем этим ухаживает. Должен же кто-то кормить всю эту живность?
Я увидел дверь в стене и поспешил к ней. Здесь на входе всё напоминало бомбоубежище. Я постучался.
Никакой ответной реакции.
Я постучался ещё раз. Теперь уже ногами. Внутри вроде как завозились, но дверь открывать не спешили. Прошла ещё долгая минута, прежде чем изнутри был задан вопрос:
– Ну, кого там ещё нелёгкая принесла? – спросил голос, явно принадлежащий молодой женщине.
– Меня, – честно сознался я.
– Что значит: «меня»? Кто Вы?
– А Вам не кажется, что Вы задаёте слишком много вопросов для сельского жителя? – парировал я её выпад.
В ответ я услышал несколько непечатных выражений, после чего зазвучала туземная речь, которая, по всей видимости, в ярких красках отражала мнение хозяйки обо мне.
– Да не кипятитесь Вы так, – прервал я её тираду. – Лучше откройте! Я журналист, и ничего плохого вам не сделаю.
– Журналист? Искатель дешёвых сенсаций?!
– В общем, да! – ещё раз честно признался я.
Совершенно неожиданно для меня, решившего, что пора уже потихоньку отваливать отсюда, заскрипел замок, и входная дверь отворилась.
Ещё не доверяя своей удаче полностью, я крадучись проследовал в дом и поинтересовался:
– Почему вы открыли?
– Люблю прямых людей, они не способны на подлость, – ответила мне миниатюрная чернявая девчушка. Говорила она с едва заметным акцентом.
Честно говоря, в прихожей мне показалось, что ей лет четырнадцать-пятнадцать – не больше, если не меньше, но, когда мы прошли на кухню, куда она пригласила меня жестом, в свете одной-единственной яркой лампочки, я понял, что ошибся, по крайней мере, лет на десять.
– Мне тридцать, – сказала она, перехватив мой изучающий взгляд.
Я смутился. Она тоже. Потом, взглянув из-под густых бровей, добавила:
– Скоро будет.
– О,
