или укроп. И стена-то оказалась не такая уж сплошная. Между рядами нашлись узкие проходы – их скрывал густой лапник, но тот, кто готов был втянуть голову в плечи и терпеть хвою за воротником, мог ими воспользоваться. Матрешка секунду посомневалась, а потом так и сделала.
– Зачем туда?! – воскликнул Медведь, вламываясь в проход следом за ней. Матрешка только сопела, раздвигая колючие ветки и дискуссию не поддержала. Но быстро выдохлась и остановилась, громко пыхтя. А потом присела на кочку, расстегнула молнию на животе, вынула шелковый платок Gucci с неоторванной биркой и принялась вытирать пот с лица. Медведь укоризненно покосился на платок, но решил не донимать ее упреками, а вместо этого сориентироваться – солнце уже давно перевалило за полдень и до вечера оставалось не так много, из леса пора было выходить. Он опустился на колени и заглянул под нижние ветки, силясь увидеть, чем заканчивается проход. Но хвоя и стволы уже шагах в десяти сливались в непроницаемое для взгляда буро-зеленое месиво. Зато под соседней елкой помпезно произрастал крупный гриб с красно-бурой шляпкой и ножкой в черную крапинку.
– Смотри гриб! – оживился Медведь. Он очень любил грибы в любом виде. И маринованные, и жареные. По поводу свежих он не имел четкого мнения, поскольку редко с ними сталкивался, но внешний вид гриба очень ему понравился. Он подполз ближе, с удовольствием потрогал скользкую шляпку и плотную губку под ней.
– Если он ядовитый, колдунья точно не поможет, – Матрешка со вздохом встала и снова зашелестела ветвями по проходу. Медведь с сожалением бросил взгляд на гриб – надо было бы его сорвать, но где готовить? А до города весь раскрошится.
Матрешка вскоре тоже наткнулась на гриб – это был брат-близнец того, с красной шляпкой. Она уже было проскользнула мимо, но приостановилась и резким движением вбок сбила гриб, разломив его на части. И принялась ерзать из стороны в сторону, остервенело сбивая все грибы, до которых могла дотянуться – розовые волнушки, глянцевые маслята, даже несколько белых оказались бессмысленно разбиты о стволы.
– Ты что там? – Медведь нагнал ее и увидел, как очередной гриб летит от пинка, теряя шляпку. – Ты зачем так?! Кто-нибудь возьмет же, оставь!
– Я не возьму, значит никто не возьмет, – пропыхтела Матрешка, задыхаясь от усталости. Медведь хотел было ее увещевать, но только махнул лапой и с грустью посмотрел на след из разбитых грибов – на сковородку тут набралось бы.
Ели закончились так резко, будто выплюнули Матрешку и Медведя на узкую просеку. Оба упали без сил в траву, отдышались и огляделись. Из человеческих здесь были только следы трактора, да и то поросшие травой. На другой стороне просеки начинался обычный лес, какой был до елочной плантации.
– Ненавижу лес, ненавижу! – выпалила Матрешка, кокошник ее налился багровым, надулся и покрылся красивыми розовыми разводами. – Ненавижу лес, ненавижу колдуний, елки, вообще все ненавижу! – и она уставилась на деревья перед собой с яростным отвращением.
– Давай выходить тогда, – опасливо предложил Медведь, – куда теперь, налево
