серо-голубыми глазами, глядевшими из-под копны курчавых рыжевато-каштановых волос. Это меня поразило. Никогда не думала, что увижу Морни, титулованного аристократа, рядом с явным метисом.
– Мадемуазель Бернар! – пророкотал похожий на медведя человек, вставая, чтобы уступить моей матери и Розине передние места. – Как приятно видеть вас. – Он говорил так, будто встретить их здесь, а не в салоне Жюли – обычное дело, потом опустил взгляд на меня. – А это, вероятно, бесподобная Сара Бернар, о которой я столько слышал?
Морни лениво улыбнулся:
– Мадемуазель, позвольте представить вам моего друга месье Александра Дюма.
Про себя я не преминула отметить, что Морни распространяет сплетни обо мне, но восхищенного вздоха сдержать все равно не сумела.
– Писатель? – спросила я, прекрасно зная, кто он.
Теперь мне стало понятно, почему этот странный человек был удостоен компании Морни. Александр Дюма – знаменитый романист, книги которого отдельными частями публиковались в газетах и будоражили Париж. После Виктора Гюго его считали величайшим из ныне здравствующих писателей.
– Он самый. – Дюма улыбнулся. – Мадемуазель, вы читали мои труды?
– Да, – шепотом ответила я, а потом придала силы голосу, чтобы он не звучал как у робкой, неопытной девушки, какой я, впрочем, и была. – «Граф Монте-Кристо» одна из моих любимых книг…
Дюма прижал к груди похожую на лапу руку:
– О, у нее голос, как у ангела!
Морни расплылся в улыбке:
– Поверьте, mon ami, вы еще ничего не слышали. Подождите, когда она его возвысит. У фагота меньше силы.
Жюли стрельнула в меня ледяным взглядом и сказала, опускаясь на предложенное ей место:
– Она всегда сидит, уткнув нос в книгу. Я не перестаю твердить ей, что для женского ума так много читать – вредно.
– Кажется, с умом у нее все в порядке, – отозвался Дюма и украдкой подмигнул мне.
Я заняла место рядом с матерью, а герцог с писателем устроились позади. Невероятных размеров хрустальная люстра, подвешенная у нас над головами, мерцала светом газовых рожков, как восходящее мглистым морозным утром солнце. Вдруг раздались три гулких удара, и от неожиданности я подскочила.
Наклонившись вперед, Дюма шепнул мне на ухо:
– Приготовьтесь, mon ange[9]. Представление начинается.
По залу тихим шепотком разносилось шуршание программок и вееров, заиграл оркестр. Вжих – поднялся тяжелый занавес с золотой бахромой, и за ним открылся новый мир: пилястры и пастельные облака, висящие над семью холмами древнего Рима, по которому расхаживали люди в тогах и венках. Императора Нерона играл актер величавой наружности, его раскатистый голос гремел подобно грому. Но меня больше всего впечатлила женщина, исполнявшая роль его матери Агриппины. Крупная, с полными руками, унизанными
Мой ангел
