не врет про сдачу.
Вот, собственно, и все. После расчета Ландышев сразу ушел. Его никто не провожал. Клиент остался лежать в той же позе, в которой он его оставил. Он молчал, но на мертвого никак не походил. Захлопывал ли он за собой дверь, Ландышев не помнил. Наверно, захлопнул – не оставлять же ее открытой на площадку. Девушки – ни до его прихода, ни во время пребывания в квартире, ни после ухода – он не видел и не слышал. Честное слово. Какой ему резон скрывать этот факт? Для него это просто работа, за которую он получает деньги. Кого при этом пользовать – женщину, мужчину или обоих, – для него значения не имеет. Проблемы ему тоже не нужны – своих выше крыши.
– Работа? – переспросил напоследок Николаев. – Какая же это работа? Это мерзость.
– Для вас мерзость, – согласился Ландышев. – А для меня, уроженца небольшого городка Моршанска в четвертом поколении, – работа. Знаете, что такое маленький российский город? Это повальное пьянство и в лучшем случае родство с кем-нибудь из бывших зэков, а в худшем – один или два срока за спиной. Во исполнение мечты, которую вы тут рисуете в телекартинках. В этой жизни главное – не проиграть. А каким образом ты выигрываешь и не опускаешься на дно – никого не волнует. Вы никогда не поприветствуете лузера – от него пахнет переношенным бельем и дешевым парфюмом. И вас не интересует, почему он проиграл, хотя, может, главная причина его поражения в том, что он чтит Уголовный кодекс и пытается сохранить детские представления о чести, добре и зле. А вот я вас заинтересую. Потому что ужинаю в хорошем ресторане и общаюсь с известными людьми. И знай вы на сто рядов, что моя задница мало чем отличается от дуршлага на вашей кухне, вы все равно, стиснув зубы, поздороваетесь со мной, потому что рядом будет стоять или сидеть, возможно, даже ваш начальник…
– Пшел вон, – вяло оборвал его Николаев.
Разговор с Ландышевым в плане морали его почти не зацепил. На всякий случай он нарисовал ему подписку о невыезде, но уже понимал, что это дело победных реляций не сулит. Понял это и Лунин, ознакомившись с показаниями Ландышева.
– Я бы повесил трупы на него, – искренне признался Лунин. – Одной мразью в городе стало бы меньше, а воздух – чище. Как посмотрю на эту педерастическую сволоту, такое зло берет. Люди из кожи вон выдираются, вчерашние аспиранты дворниками работают, а эти гниды жопой их бабки гребут. Бабы рожать отказываются – детей кормить нечем. Наверху все евреи да пидоры захватили – такая безнадега…
– Антисемит, что ли? Или гомофоб? – полушутливо остановил напарника Николаев.
– Да хоть горшком назовите, – не понял шутки Лунин. – Я вам честно скажу: начнись завтра какая-нибудь заварушка, типа фашистского переворота или большевистской революции, ищите меня у нового папы Мюллера. Не по убеждениям. Уж больно мозги кое-кому вправить хочется.
– Ты бы со своими мозгами сначала
