она – тысячи всяких подробностей, отчетливо представляешь внешность, ну, а характер так обрисует – просто ничего общего с реальностью.
Я стала ждать встречи с Виктором – таким рослым, стройным, необыкновенно сильным и влюбленным в мою подругу.
Витя мне понравился, хотя держался он напряженно, как бы стараясь подчеркнуть, что ничего особенного для него нет в том, что такая красивая, умная городская девушка (сам он был деревенский) дружит с ним, а мне казалось, что он сам себе не верит, что ему так подфартило, отсюда и каждоминутное самоутверждение.
Он оказался крепким рослым парнем с чистым симпатичным лицом, голубыми глазами, кудрявым и носатым. Был он на год моложе Зойки, мой ровесник, день рождения у него было в апреле.
Жила Зойка в общежитии на Красноармейской. У них была не коридорная система, как у нас, что очень казенно и уныло, а типа небольших двух и трехкомнатных квартирок, комнаты были проходными, но жили в них по двое, а не по 3—4 человека, как у нас, что сильно облегчало жизнь. Зоя познакомила меня со своими подружками, на праздники часть студенток разъехалась по домам, поэтому были свободные постели, было, где мне спать.
Мы гуляли втроем по городу. Витя уже тогда много знал про Ленинград и служил нам гидом.
Но много мы ходили и вдвоем. Сходили в Эрмитаж. Я посмотрела на знаменитого Давыдова, а третий этаж, где были импрессионисты, был закрыт.
Полюбовавшись на дворец, на паркет и позолоту дверей и стен, мы пошли в Исаакиевский собор, купили по дороге мороженую клубнику, и в соборе она у нас начала таять.
С высоты собора оглядели мы панораму города, спустились вниз, сели в нише рядом с маятником, я достала из сумки и открыла коробочку с тающей ягодой, вздохнула и стала есть руками, протягивая коробочку Зойке.
– Черти, что ты делаешь, – осудила меня Арутюнян и тут же сама принялась быстренько глотать ягоды, воровато оглядываясь по сторонам.
За этим занятием нас засек какой-то молодой мужчина:
– Ай-яй-яй, девушки, это в божьем-то храме, – смеясь, укорил он нас.
Мы стали глотать еще быстрее, стараясь не облить одежду соком, полиэтиленовых пакетов тогда не было.
Клубника мне показалась необыкновенно вкусной.
Вечером 7-го был салют. Мы ходили смотреть его на Неву, стреляли с кораблей, в толпе было плохо видно, но Витя поднял Зойку на руки, и она смотрела поверх голов, а потом и меня поднял, и я тоже увидела, как разноцветные огоньки салюта отражаются и гаснут в Неве.
В Ленинграде было холодно, промозгло, холоднее, чем в Москве.
В Ленинград к Зойке я ездила много раз, пока не вышла замуж, и мне трудно сейчас отличить первые впечатления от последующих.
Вечером сидели за столом, что-то ели, что-то пили. Они пели мне песни:
«Ледорубом бабка, ледорубом Любка…»,
и «а я не пью. Врешь, пьешь…».
Сомлевшая от впечатлений
