оставить ее позади, двигаясь дальше, – это большое достижение. Не забыть ее, но добавить нечто новое, более весомое, как разумное и духовное весомее телесного. Тем не менее начало – это уже достижение.
Святой Бернар всегда подчеркивал, что телесная любовь к Христу – чувство более низкого порядка. И причиной тому – именно ее чувственная природа, ибо христианская любовь по сути своей абсолютно духовна. Душе по праву дана возможность с помощью своих духовных сил прийти к непосредственному единению с Богом, Который есть Чистый Дух. Более того, Воплощение должно рассматриваться как одно из последствий греховности человечества, а значит, любовь к Христу-человеку оказывается связана с историей грехопадения, в котором не было необходимости и которое не должно было произойти. Далее святой Бернар неоднократно отмечает, что такая любовь не должна оставаться без присмотра и что ее необходимо поддерживать так называемой наукой. Он своими глазами видел примеры того, как даже самая истовая набожность погибает, если не сопровождается и не управляется разумным богословием».
Могут ли многочисленные фантастические и противоречащие друг другу теории искупления грехов, искусственно привитые христианской доктрине божественного воплощения, рассматриваться как неотъемлемые составляющие «разумного богословия»? Мне сложно представить, что, рассматривая историю этих понятий, как она представлена, например, автором Послания к Евреям, Афанасием и Августином, Ансельмом и Лютером, Кальвином и Горацием, можно ответить на этот вопрос утвердительно. В нынешнем рассуждении достаточно будет обратить внимание на один из самых печальных примеров горькой иронии в истории человечества. Иисус из Евангелий считал, что законники дальше от Царствия Небесного и менее восприимчивы к реальности, чем едва ли не любой другой класс людей, не считая разве что богачей. Но христианское богословие, в особенности богословие западных церквей, было порождением разумов, насквозь пропитанных иудейским и римским законничеством. Слишком часто опыт непосредственного восприятия Аватара и богоцентричного святого встраивался в систему не философами, а законниками-теоретиками и метафизическими юристами. Почему так необычайно сложно то, что аббат Джон Чэпмен назвал «проблемой примирения» (не просто объединения) Мистицизма и Христианства? Да потому, что так много католических и протестантских теорий были плодом размышлений тех самых законников, которых Христос считал в высшей степени неспособными понять подлинную Природу Вещей. «Аббат (Чэпмен, очевидно, имеет в виду аббата Мармиона) говорит, что святой Хуан де ла Крус подобен губке, пропитанной христианством. Можно выжать его досуха, и тогда останется полная мистическая теория (иными словами, Вечная философия). Вследствие этого я пятнадцать лет или около того ненавидел святого Хуана де ла Крус и называл его буддистом. Я любил святую Терезу и снова и снова перечитывал ее труды. Она была в первую очередь христианкой и только
