овато-горьким привкусом.
Действие: Препарат широкого спектра. Аналогичен группе фармакологически-индиферрентных препаратов (эликсиры из корня мандрагоры, порошки из шкуры саламандры и рога носорога и т. д.).
Показания к применению: В профилактических и лечебных целях, как тонизирующее и стимулирующее средство. Рекомендуется при умственном перенапряжении, усталости, тревожных состояниях, раздражительности. В период выздоровления после депрессий показан, как добавка к духовной пище. Может использоваться, как отвлекающее, обезболивающее средство.
Результаты: Способствует выделению эндорфинов, нейтрализует избыток желчи, примиряет с действительностью.
Возможные побочные эффекты: При передозировке возможна сонливость, покраснение слизистой оболочки глаз. При нанесении на свежие душевные раны не исключено повышенное слезоотделение.
Противопоказания: При болезнях, сопровождающихся затруднением переваривающих функций. При повышенной чувствительности к препарату в целом или отдельным его составляющим. При маниакально-депрессивном психозе, вызванном врожденной или приобретенной гомофобией.
Дозировка: Индивидуальна.
Взаимодействия с другими лекарствами: Не изучены.
Предупреждение: Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.
– …Будет тебе, миленький,
дом новый с водой горячей,
мебель дорогая, полосатая,
постель мягкая с простынкой красной,
друг тебе будет нерусский,
по телевизору тебя покажут,
все тебе будет, все вижу, все знаю,
позолоти ручку…
Конец разговора
– …Моя сага никому не нужна, – говорю я, – У меня СПИДа нет.
– При чем тут СПИД? – вспыхивает Кирыч, словно его иммунная система может расстроиться уже от одного упоминания о гадкой болезни.
– Ужас какой! – соглашается с ним Марк.
– Многотомные саги пишутся для того, чтобы их прочитали, – говорю я, – Жизнеописания извращенцев, каковыми мы с вами являемся, нужны только сексопатологам.
Кирыч дергается, как от электрического тока. Марк морщит лицо в печеное яблочко.
– Обыкновенные, законоплослушные извращенцы…, – с садистским удовольствием повторяю я, – …сами по себе неинтересны широким читательским кругам. Другое дело, если я умираю от вируса приобретенного иммунодефицита и рассказываю о своей нескладной жизни. Как завещание, понимаете? Любите друг друга по мере сил и возможностей и помните: те, кого уже нет с вами, сами виноваты, потому что плевать хотели на безопасный секс! – завываю я, подражая бывшему начальнику.
– Так нельзя говорить, – благонравный Кирыч возмущен, – Это цинично!
– В крайнем случае, – задумчиво продолжаю я, – Можно привлечь внимание общественности своим редкостным писательским даром. Скажи, я похож на живого классика?
– Нет, скорее на мертвого, – говорит Кирыч, – В профиль – вылитый Гоголь.
– Спасибо, – обиженно говорю я.
Мне не нравится быть носатым классиком.
– Ты… совсем-совсем точно знаешь, что его нет? – Марк с надеждой смотрит на меня.
– Чего нет? Синдрома приобретенного иммунодефицита? – уточняю я, – Абсолютно. Могу справку из вендиспансера показать.
– А зачем ты ходил в вендиспансер? – Кирыч подозрительно смотрит на меня.
Я предпринимаю отвлекающий маневр.
– Вот именно! – говорю я, – Вот возьму и напишу сагу об извращенцах!
– Мамочки родные! – радуется Марк.
– Зачем ты ходил в вендиспансер? – повторяет Кирыч.
Так просто его с толку не собьешь.
– Не скажу! – кричу я.
Уж мог бы знать, что у писателей тонкая душевная организация.
Тем более у начинающих.
Часть первая: Умора
Кошкин дом
– Поди-же сюда, лапушка, рыбанька ты моя! – доносилось из зарослей
