уникальный талант вляпываться в неприятные истории всегда и везде: на улице, на работе, в трамвае, метро, в дискотеке, в магазине, а потом воздевать руки к небу рыдать, за что ему такое горе.
В прошлом году в славном городе Сочи мы чуть не простились с жизнью. Марк зазывно поскалился двум горячим кавказцам, сидевших за столиком напротив. Пока Кирыч дрался с одним, а я зайцем улепетывал от другого, Марк прятался в туалете ресторана. «Какие же звери», – соболезновал он после побоища, с любопытством разглядывая разбитый нос Кирыча.
Ни горячий душ, ни крепкий кофе, ни сигарета выхода не подсказали: в мусорном ведре покоилась фаянсовая труха, а в ряду чашек над раковиной зияла пустота. Я подумал о том, что гончарному ремеслу учиться поздно, а приличных помоек, где нашлась вторая такая чашка-уродина, в окрестностях нет. Проблема не решалась, – оставалось сделать вид, что ее нет.
***
Пепельница была полна окурков, рядом с клавиатурой стояла кружка остывшего кофе. «Рядовой конец рабочего дня, – подумал я, оглядев безобразие вокруг, – А именно…, – я посмотрел в угол монитора, – Семнадцать двадцать одна».
Я с наслаждением потянулся и вздрогнул. Да, так и есть. Скоро половина шестого.
Вот-вот придет Кирыч.
Чашка!
Жизнь Кирыча – это череда ритуалов. Будильник звонит в 6.15, в 7.25 спускается в метро, в 8.00 уже просматривает котировки акций, в 12.33 начинает есть обед в столовой. Его возвращение ровно в двадцать шесть минут шестого – такое же незыблемое правило, как рюмка коньяку за полчаса до Нового года, или посещение могилы матери два раза в год – в день ее рождения и на родительский день.
– Чаю выпьем? – предложил Кирыч, и в этот день, как назло пришедший вовремя.
Он пересек комнату и засунул рубаху в коробку с грязным бельем.
Я потер глаза. Шесть часов за компьютером дали о себе знать – глаза слезились, будто я нанюхался лука. Что ж, тем лучше.
– Знаешь, тут кошка соседская забежала, – начал я беспечным голосом, – Я ей «брысь», а она шмыгнула в кухню. Соседи, наверное, ее плохо кормят. Или бешеная. Хорошо хоть не укусила. Могла ведь.
Кирыч непонимающе уставился на меня. Кажется, я переоценил свои актерские способности. Молоть чепуху в пулеметном ритме по марусиному рецепту, я еще не научился.
– Она заскочила на кухню, а на подоконнике твоя чашка стояла…, – я не знал, куда девать глаза, – В общем, разбилась она, – я сдался, – Не кошка, конечно. Кошки ведь не бьются. Всегда на четыре лапы встают.
Глаза у Кирыча потемнели, из светло-голубых превратившись в темно-синие, почти черные. С резвостью, неожиданной для его комплекции, Кирыч скакнул на кухню.
Пару секунд было тихо.
– Ненавижу! – сипло сказал он.
Хлопнула дверь и опять воцарилась тишина.
***
– Киря, открой! – сказал Марк.
Ответа
