время я был в опасности, и любое проявление удивления с вашей стороны могло привлечь внимание к моей личности и привести к самым плачевным и непоправимым последствиям. Что же касается Майкрофта, то мне пришлось довериться ему, чтобы получить необходимые мне деньги. События в Лондоне развивались не так хорошо, как я надеялся, потому что суд над бандой Мориарти оставил на свободе двух самых опасных её членов, моих самых мстительных врагов. Поэтому я два года путешествовал по Тибету и развлекался, посещая Лхасу и проводя несколько дней с главным ламой. Возможно, вы читали о замечательных исследованиях норвежца по имени Сигерсон, но я уверен, что вам никогда не приходило в голову, что вы получаете известия о своём друге. Затем я проехал через Персию, заглянул в Мекку и нанёс короткий, но интересный визит Халифу в Хартуме, результаты которого я сообщил Министерству иностранных дел. Вернувшись во Францию, я провёл несколько месяцев в исследовании производства каменноугольной смолы, которые я проделал в лаборатории в Монпелье, на юге Франции. Завершив эту работу и узнав, что в Лондоне остался только один из моих врагов, я собрался вернуться. Мой приезд был ускорен известием о трагедии на Парк-Лейн. Это убийство заинтересовало меня ещё и возможностью решить некоторые свои проблемы.
Я тотчас же приехал в Лондон, зашёл к себе на Бейкер-стрит. При виде меня с мисс Хадсон случилась истерика. Ну и дальше я обнаружил, что Майкрофт сохранил мои комнаты и бумаги в точности такими, какими они были всегда. Итак, мой дорогой Ватсон, сегодня в два часа дня я сидел в своём старом кресле в своей старой комнате и жалел только о том, что не видел моего старого друга Ватсона в другом кресле, которое он так часто украшал.
Таково было удивительное повествование, которое я слушал в тот апрельский вечер, повествование, которое показалось бы мне совершенно невероятным, если бы оно не было произнесено высоким человеком с худощавой фигурой и умным, живым лицом, которое я никогда не думал увидеть снова. Каким-то образом он узнал о моей печальной утрате, о смерти жены. Его сочувствие выражалось скорее в его манере держаться, чем в словах. – Работа – лучшее противоядие от горя, мой дорогой Ватсон, – сказал он. – И у меня есть работа для нас обоих. Сегодня вечером, если мы сможем довести до успешного завершения мой план, то результат в очередной раз оправдает нашу с вами жизнь на этой планете.
Я настойчиво просил Холмса говорить яснее, но это было напрасно.
– До утра вы услышите и увидите достаточно, – сказал он. – Мы не виделись с вами почти три года, нам есть что рассказать друг другу. Уверен этого будет достаточно до половины десятого, а затем мы отправимся навстречу опасному приключению в пустом доме.
Все было как в старые добрые времена, когда в назначенное время я сидел рядом с ним в экипаже, с револьвером в кармане и с ожиданием приключения в сердце. Холмс был
