слышал пыль, зерно;
был мир без зла и бреда,
подобьем счастья, снов;
всего касался взглядом,
имея чувств заряд;
народов ум, наряды,
кажись, я вечно знал;
экстазы, транс покоя,
заход за сто границ,
феерью чуял боя,
когда впускал я шприц.
Регата
Обжат в сыром туннеле.
Толпой теснимся душ.
Войдём во влагу белью
иль выпадем на сушь?
Дрожат теснее стенки.
И красный шум быстрей.
Толчками переменно.
Хозяин ждёт гостей.
Ах, запах там, свет розов!
Как помню курс и пыл,
соседей, шторм и грозы.
Как будто прежде жил.
И голос мне знакомый
кричит и шепчет вновь.
Накат и жар искомы
то в одинокость, вдвойвь.
Без ветра. Ток попутный.
Преград нет поперёк.
Волною общей мутной
плывём, плывём вперёд!
Кто выгнал нас из дома
и в рейс желаньем вверг?
А лодок наших тонны
несутся вниз и вверх.
Что там, в дали взаимной?
Наш путь быстёр, далёк.
Что там: никто, зверинье,
жена иль паренёк?
Газеты
В каждом и "Правда", и "Берег",
с записью ссыльных статей,
даже с колонкой про веру,
с ликами средь новостей.
Вести про прошлую юность.
Зов заголовков сверх строк
про беспределы и глупость,
мать и нещаднейший рок.
Шрифтом порой неумелым
грозно вещают с полос.
Бюстом и ростом ли целым
виден то бес, то Христос.
Выпуски в срок иль до срока
взглядам являются в дни.
Кадры имён, тел, пороков
всем в обозренье даны.
Тексты молитвы, как сметы,
список заслуг, что негож.
Люди – живые газеты
с синими штампами кож.
Гибельность
Рыжим шипением листья
кроют поверхность травы,
пеною с примесью. Выстрел
где-то в кувшин головы,
может, а, может, и в суку,
что покусала ребят…
Осень, вносящая звуки,
хладом щипает круг пят.
