Макса кончилась благополучно – он спал, свесив руку с массивными часами на запястье – и вышла на крыльцо.
Природа, измученная грозой, порывисто дышала осенним ветром – он бросился на Вику, как оголодавший, умыл моросью и завил в кудри растрепанные волосы. Она подставила лицо под его поцелуй, и он не удержался. В хрустальной тишине был слышен далекий перестук колес о рельсы, ругань ворон за плесневелую горбушку, шелест листвы, капель с крыши и журчание по водостоку – жизнь, не тронутая глупыми разговорами, пустыми обещаниями и угрозами. Только в таких мгновениях Вика понимала ее смысл.
– Синицына, ты точно человек? – нарушил идиллию глуховатый со сна, насмешливый голос.
Вика вздохнула. Вот поэтому и не выйдет замуж, говорила мать, – какой муж потерпит, чтобы жена больше всего любила слушать тишину?
– А ты? – переспросила она, думая, как избавиться от компании.
– Даже не знаю, – протянул Макс. – Жена считает, что нет.
– И кто тогда?
– Кобель, конечно.
Вика не особенно удивилась ответу – он вполне соответствовал Максовой непосредственности, но ей стало противно. Сам по себе разговор нарушал девственную утреннюю тишину, а на такую тему – тем более. Но Макс стоял с ней плечом к плечу и явно ждал ответа.
– Она права? – уточнила Вика скорее из вежливости, чем из любопытства.
– Нет. Но кого это волнует.
Как бы заставить его уйти, но не уехать? Стоило признать – вчера Вика согласилась с тем, что выходные потратит на него. Заключила пари со смертью, пообещав старухе пожертвовать самыми счастливыми днями на неделе в обмен на жизнь Макса. Черт его знает, почему старуха согласилась, но обманывать ее нельзя, не простит. В низком сизом небе невидимая рука углем начертала острый угол птичьего бегства. Инстинкты вели их к лучшей жизни. Жаль у людей все наоборот.
– Возьми, – Макс беспардонно схватил Вику за запястье и сунул в ладонь две жесткие купюры.
Отчего-то их хруст показался Вике хрустом ее собственных костей. Она разжала пальцы, и ветер радостно взметнул по-осеннему рыжие клочки бумаги в небо. Переменчивыми порывами их то выгибало, как паруса, то укачивало на невидимых волнах, но стоило им опасно сблизиться с нестриженой травой, как их снова закручивало в танце.
– Пожалуй, лучше на карту переведу, – Макс взглядом проводил кружащийся дуэт за соседский забор. – Гордая, да?
– Скорее упрямая.
– Я заметил вчера. – Он хмыкнул. – Так значит, ты здесь живёшь? На чем добираешься?
– На электричке.
– Долго, наверное?
– Полтора часа. Я привыкла.
Макс помолчал, но потом продолжил допрос:
– Но их ведь не ты усыновила?
– Нет. Отец. Он был священником, и им с мамой помогали. А три дня назад он умер.
Макс порывисто сунул руки в карманы спортивных штанов Викиного отца, покачался
