теперь залитой солнечным светом. Он подошел к Джозефине и прищурился, то ли оценивая ее, то ли просто от яркого света.
– Я подожду в холле, – сказал доктор.
После осмотра Миссис Лу была послушной и спокойной. Не отрывая взгляда от окна, она позволила Джозефине снять с нее старые нижние юбки и переодеть в чистую одежду. Она поднимала руки, поворачивалась, делала так, как говорила ей Джозефина. Неужели сейчас будет припадок, с беспокойством думала Джозефина, ведь утро такое жаркое, да еще визит врача.
– Мы потом посидим в тени, у реки, – шепнула Джозефина Миссис Лу. – Я вам почитаю.
Джозефина посадила Миссис Лу на кровать.
– Сейчас приду, – сказала Джозефина и закрыла за собой дверь. Потом повернулась к доктору, который ждал в нескольких шагах от двери, нетерпеливо постукивая тростью по полу.
– Состояние твоей хозяйки очень тяжелое, – сказал он. – Она отдыхает? Она хорошо ест?
– Да… да, – запнулась Джозефина. – У нее хороший аппетит. Отдыхает, да, она, в общем-то, хорошо спит. Хотя иногда припадки ей мешают.
– Мне нужно пустить ей кровь, но я не принес с собой ртуть. Я не думал, что опухоль зашла так далеко. – Теперь он говорил сам с собой, отводя взгляд, глядя через плечо Джозефины в окно в конце коридора. Потом доктор снова повернулся к Джозефине: – Она должна оставаться спокойной, но в приподнятом настроении. У нее меланхоличная натура и хрупкое сложение. Такое сочетание не подходит для тяжелой жизни на такой ферме, как эта, и крайне важно, чтобы ее внимание было сосредоточено на счастливых мыслях, на легкомысленных вещах. – Доктор скользнул глазами по холлу: голые доски пола, штопаные занавески на дальнем окне, пятна грязной штукатурки на стенах. – Трудный путь выбрала твоя хозяйка, – сказал он.
В глубине штата Миссисипи семья Миссис Лу занималась выращиванием хлопка на бескрайних плодородных землях. Там и выросли Миссис, ее пять сестер и брат. Она часто рассказывала об этом Джозефине, о платьях, которые она когда-то носила, о танцах и музыке на вечеринках, которые устраивала ее семья, о браслете, который ей подарили на шестнадцатый день рождения – тонкой золотой ленте, которую она надевала каждую пятницу, когда ужинала с родителями.
– Я оставила все это, Джозефина, когда вышла за него замуж, – сказала Миссис перед своей болезнью. Ее интонация была прозаической – просто констатация давно прошедших событий. – Тогда он был хорош собой. Говорил так мило и застенчиво, а глаза у него были синими.
Доктор подошел ближе и наклонился к Джозефине. Она ощутила легкий запах немытого тела, смешанный с горечью лекарств.
– А я тебя знаю, девочка, – сказал доктор. – Ты помнишь меня?
Он наклонился еще ниже, и Джозефина увидела потемневшую изнанку его воротника, проблеск серо-желтой кожи на шее и шершавую красноту горла. Его запах заполонил весь холл.
– Нет,
