это много. Но это не имело особого смысла. Он в Сан-Франциско. Мы оба так много работаем.
– Любовь не всегда имеет смысл, Каролина.
– Папа, брось. Это звучит как поздравительная открытка. – Она раздраженно подняла на него глаза и удивилась, что у него такое расстроенное лицо. Его глаза скользили по бумагам на кровати Лины, по стопкам книг, по открытому ноутбуку со всей ее писаниной.
– Все хорошо, – поспешно сказала Лина. – Может быть, я просто жду. Жду чего-то такого, как у вас с мамой. – Она хотела, чтобы отец понял: работа, ночные авралы, перегретый ноутбук – это далеко не все, чего она ждет от жизни. Но что-то она сказала не так. На лице Оскара на миг отразилось потрясение, он тут же замкнулся, и Лина пожалела, что упомянула о матери.
Оскар отошел от двери и перевел глаза на пол.
– Ну ладно, открытка идет вниз и ложится спать. Спокойной ночи, Каролина.
Он не поцеловал ее, как ожидала Лина. Просто вышел и закрыл за собой дверь.
– Спокойной ночи, – крикнула Лина вслед, чувствуя себя виноватой перед ним, хотя и не понимая, в чем именно. Разрыв со Ставросом? Сравнение с поздравительной открыткой? Решения, которые Лина принимала каждый день, чтобы выстроить свою жизнь, так не похожую на жизнь отца?
Повернувшись, Лина взяла с прикроватной тумбочки фотографию Оскара и Грейс, копия которой стояла у нее в офисе. На фото ее родители сидели в ресторане, внизу, у рамки виднелись изогнутые горлышки двух бокалов. Левая рука Оскара обнимала плечи Грейс; рук Грейс не было видно, но Лина всегда представляла, что под столом мать держит отца за правую руку – судя по тому, как близко они сидят, какая между ними близость. Оскар казался таким молодым – без бороды, лохматые волосы лезут в глаза, счастливая улыбка на губах. Грейс повернулась к нему, тоже улыбаясь, глаз, видный на фото, сиял, глядя на Оскара с любовью и гордостью. Фотография была сделана после первой серьезной выставки Оскара – выставка была групповой, но галерея – модной, и у него купили картину. Одну картину! Это казалось невероятным, удивительным, как будто они встали на верный путь, сказал Оскар. Девять месяцев спустя Грейс не стало.
Зимняя дорога – куда она вела? Машина – какая? Дерево, телеграфный столб, дыра в асфальте. Грейс одна. Одна? Кровь на переднем сиденье, расколотое ветровое стекло, выброшенное тело, темные волосы, разметавшиеся по испачканному красным снегу. Лина уже много лет не думала о смерти матери, не спрашивала себя о деталях, которые когда-то казались ей такими важными. Но сейчас все эти картины разворачивались в воображении Лины в ярких цветах и мучительных подробностях.
Много лет, с раннего детства до подросткового возраста, Лина ходила следом за темноволосыми женщинами, которых она встречала на улице или видела в метро. Она выбирала тех, кому, по ее мнению, было примерно столько же лет, сколько было бы ее матери – тридцать пять или около того, – и тихо, безобидно сопровождала их по тротуарам Манхэттена, на почту или в банк, в магазин, куда они заходили за продуктами,
