дальше вы знаете. Я объявляю Нерциса законным королем прямо в Кальруде, но мой друг, Георг Эрон, лучший тактик, которого я видел, резко критикует меня, и отказывается покидать Кальруду. С ним остается где-то треть армии. Но две трети согласны идти на столицу, так как любят меня, и мы, с Нерцисом, двинули войска на юг. Первый из генералов Алуи, после Ледяного короля Айноса, кто двинул войска против своей столицы. И, – тут ненависть заполнила глаза Гириона. – это лучшее, что я делал на посту командующего. Как я их громил! Одного, второго, и Морроу и Алидо разбиты, как потом и Рошер и их ручные псы Байдеры. Великие лорды после конца похода на Кальруду уже распускали свои войска, и не готовились к новой войне. Король Коннас наделал в штаны, и начал поносить меня. Кем только он меня не называл – и Предателем, и мужеложцем, и богохулителем. Но прицепилось именно предатель, потому что основание под ним гораздо правдоподобнее, чем под остальными. Но, на севере, всего в двадцати милях от столицы, по Имперскому тракту есть небольшая роща. Роща Радости – там, растут прекрасные яблони одного из монастырей церкви Последователя. И там я встретил человека, который меня остановил. Это и был Френсис Каннский. Уже тогда он разменял пятый десяток, и абсолютно никто из двора короля его не любил. Но любимчики короля погубили войска, и пришел миг Френсиса. Френсис, имея в два раза меньше людей, дал мне бой. Задачей Каннского не являлась победа – он тянул время, пока с Востока не придет войско старого Литанена. Переход занимал два-три дня.. Мне и всем вокруг казалось, что столица падет, но… Френсис отстоял другое мнение. Канский не талантливый полководец. Он скорее… Упорный. В своем качестве он невероятен. Ему нужно было простоять два дня – он и его войско из десяти тысяч человек держались неделю, перегородив нам путь к столице. Мы решетили их стрелами, а они стояли, с молчаливым презрением не нарушая строй. Позднее, я узнал, что со второго дня битвы в рядах пехоты стоял и сам Френсис. Он не оратор, он пример того, что отвага и упорство свойственны каждому. Глядя на мрачную решимость полководца, войска стояли на смерть. И все сложилось в мою пользу – дожди на востоке, из-за которых Литанен опоздал на четыре дня, и численное превосходство, и тактический примат. Меня уничтожило упорство. Мы добивали остатки десяти тысяч, когда пришли конные лучники Литанена, уничтожив мою измученную битвой армию всего за пару часов. Нужно признать, что Литанена Коннас всегда не любил еще больше чем Френсиса, поэтому Каннский получил полнейший триумф. Нерцис же пал на поле боя. Он не отступал и брата короля истыкали стрелами как ежа. Так погиб мой друг, и так пало моё воинство. Я пытался умереть в бою, но, удар клевцом по голове смягчил шлем и я лишь потерял сознание. Френсис, несмотря на свое прозвище «кровавый» не жесток, хоть и устроил кровавую баню в той битве. Он безразличен. Он не глумился надо мной, и даже, когда передал меня и отрубленную голову Нерциса королю, его глаза словно бы говорили «это не моё дело». Он бы не мучал меня в тюрьме. Будь воля Френсиса, он бы быстро отсек головы всем бунтовщикам. И затем, когда я, еще не оправившись от удара по голове, блюя каждые полчаса, попал