style="font-size:15px;"> – Дома не наедаешься?
– Гып? – спросил карлик, жуя.
Тут в кухню стали входить люди.
– О! Сидят падлы! – поздоровался Якорь с порога.
– Граждане, чей ребенок? – пошутил Пасенков, одаривая карлика легким подзатыльником.
Буцефал возмутился, миску на бывшего депутата опрокинул с картофельными очистками. Все весело загалдели, стали на табуретки рассаживаться. Рожок не долго думая стал продукты собирать, а Пасенков уже ручку тянет здороваться: «Привет», типа.
– Ой, Ярик, я только руки помыл! – восклицает Петр Иванович и от рукопожатия уклоняется.
Стаканы зазвенели, у людей с собой было. Карлик, чувствуя ладное, тоже со стаканом полез, за что снова по лысине получил уже от Якоря в лучших традициях «Шоу Бенни Хилла».
Бухнули, снова разлили. Маргулис уже готовый пришел, стал в угол ширинку расстегивать, как будто в трамвае, типа, все можно. Тут кто-то из самых пьяных на часы у кого-то из самых интеллигентных посмотрел и стал кричать, что пора бежать, а то магазин закроется. Опять все загомонили, даже Маргулис мочиться раздумал, подскочили, табуретками застучали и побежали. Даже бутылку где чуть-чуть оставалось забыли, ее Рожок потом по-тихому прибрал. Нечего добру пропадать.
Тихо стало минут на семь. Потом тапки по коридору протопали, это Шульц горшок понес выносить на кухню, в окно. Из комнаты никак этого сделать было нельзя, потому что он сквозняков боялся. Хоп! И полетело. Слава Богу, не зацепило никого. А как-то раз было дело. Жорж с похмелья топал злой как Усама Бен-Ладен, а ему такой подарок с четырнадцатого этажа прилетел. Шульц три дня из комнаты не вылазил. Боялся. И горшок не выносил вообще. Потом ночью потихоньку выполз и вынес. Раз вынес, после еще раз и пошло и поехало. Наладилась жизнь у человечины.
Следом за ним Семенко Костик нарисовался. Что ему за печкой понадобилось? Одному черту известно. Сопел там сопел, колупался, колупался. Доколупался, пока какая-то каракатица склизкая на голову не упала. Мокрая, как улитка. И за шиворот. Как он орал! К Байзелю помчался, вези, мол, в больницу немедленно. А тот всегда готов, говорит: «Сейчас полстакана дочитаю и сразу повезу!» И дочитывал часа полтора. Костя все это время вещи собрать пытался, и никак у него настольный хоккей в рюкзак помещаться не хотел. А когда он все-таки решил его не брать, то увидел только торчащую из-под одеяла байзелеву левую ногу и полпервого-ночи на будильнике. Тогда только Семенко плюнул на все, рубаху стянул и выкинул каракатицу за окно, и тоже спать пошел.
За это время на кухне успела побывать хозяйственная Ахинора Степановна с некоторыми кастрюлями. Помимо нее заглядывали Имедоева с дочкой, причем, последняя дважды. Первый раз глянула, что Ахинора готовить удумала, и не заняла ли имедоевские конфорки, а второй раз для контроля и тут же матери донесла, что все-таки заняла. Побились немного потом из-за этого, но как-то вяло. Всего одну Костину рубаху, что над печкой сушилась в борщ уронили и все. Потом ее спрятали надежно в форточку, и она спланировала
