далее прогулки, чтение, хозяйственные дела до девяти-десяти часов, наконец, полновесный ужин до полуночи и работа, работа всю ночь до утра. Теперь работы нет, нет и чтения. Только думы, думы… и дрёма.
И сейчас граф дремал. Он любил небольшие сны-воспоминания, когда через пятнадцать-двадцать минут дрёмы можно взбодриться приятными воспоминаниями, усиленные сонной фантазией. На сей раз ему «приснилась» его любимая «проделка» с «цветочной девушкой». Бывало это лет двадцать-тридцать назад, когда гостям в московском доме Якова Вилимовича кушанья подавала эта девушка. Красавица необыкновенная: шея, плечи сахарной белизны, пышные волосы, вдохновенное лицо, открытые глаза, ротик, тоже приоткрытый как раз для поцелуя. Даже графы влюблялись до беспамятства.
– Но почему она всё время молчит? – удивлялись гости.
Яков делал значительное лицо, подходил к девушке:
– Поелику она – нерождённая!»
Затем хозяин выдёргивал из её волос шпенёк (деревянную палочку), и та вся рассыпалась цветами.
Много об этом «фокусе» говорили люди. И когда Брюс поселился в Глинках и жаждал лишь покоя, новые соседние помещики и прежние московские знакомцы стали напрашиваться в гости. «Вот оборудую всё достойно и приглашу», – отвечал Яков Вилимович. Он оборудовал в подземелье ледник, в подсобном помещении хозяйственного двора обустроил пекарню. В ней же поставил специальные железные решётки, чтобы на углях жарить мясо и рыбу. В домовой кухне была русская печь, чтобы и помещение обогревать, да пироги и кулебяки печь, и каши да овощи томить. Любовь к русской стряпне привил ему ещё в «потешном» полку Алексашка Меншиков, который мастер был стряпать – и пироги, и дворцовые интриги. Разные начинки всякий раз изобретал. Глаз-то востренький у него был.
Так вот, подготовился граф и назвал гостей. Устроил подле озера длинный стол, ломящийся от яств – салаты, холодные и горячие закуски, пироги и блины. Графинов, штофов с полугарами и самогонами, водочкой, винами и наливочками немерено. Употребив значительную дозу горячительных напитков, все гости восхваляли щедрость хозяина. И жаждали чудес. Надо заметить, что сам-то граф умел пить много и не пьянеть (большая петровская закалка в «кумпаниях» и на ассамблеях). День был жарким, и на берегу водоёма гостям было раздольно и весело. Один из гостей, самый опьяневший, и наиболее бесцеремонный, начал приставать к Якову Вилимовичу:
– Пора бы сюрпризиус нам какой-нибудь показать. Наслышаны мы и про «каркадилов», и про драконов. Может, они из-под воды-то появятся? А может, свиньи? А может, хи-хи, наши дамы голышом забегают? Хи-хи.
– Может, и свиньи. – Яков оглядел упившихся «до низложения риз» гостей. – А может, и дамы.
Конечно, граф хотел спровоцировать что-нибудь непотребное. И отвадить гостей от усадьбы.
– Просим! Просим! – кричали гости.
– Что ж, извольте, – ответил граф, грустно ухмыльнувшись.
