Пашка, слыша всё это, как мог, старался, как бы желая понравиться врачам. Подошёл Лысый. Этот сначала заставил опуститься на корточки, затем, держа сзади за плечи, приказал подниматься. Подняться было очень трудно, но Пашка, отчаянно напрягшись, заваливаясь на левую ногу, всё-таки встал.
– Хорошо, – Лысый показал на лежак за ширмой, – ложись. – Руками согнул ему колени, потом подал обе руки, с выставленными указательными пальцами, – жми сильнее, сильнее.
Пашка жал, что есть силы – так жал и старался, что вспотел. Лысый тоже что-то комментировал, но быстро и невнятно, поэтому в голове Пашки ничего не оставалось.
Потом настала очередь Чёрной. Эта заглядывала к нему в глаза через тарелочку с дырочкой, просила повторить скороговорку, которую он довольно чётко повторил. Потом, смотря в глаза, спросила, вдруг:
– Какие праздники знаешь? – Пашка сразу не мог вспомнить, но, подумав секунды три, ответил:
– Новый год!
– Хорошо, а ещё?
«Что-то дуру гонят, путают что ли?» – он вспомнил, обрадовавшись: – Пасха!
Чёрная улыбнулась: – Хороший праздник, а ещё?
«Что ты, блин, пристала?» – подумал Пашка, а вслух сказал: – День рожденья!
– Чей же?
– Как чей – мой! Ваш-то, какой мне праздник?
Все по очереди негромко засмеялись. У Пашки отлегло от сердца: «Ну, наверное, всё нормально, не зря мучился». От сознания, что всё вроде получается, ему стало как-то вдруг хорошо, и он вместе со всеми тоже засмеялся.
– Ну, одевайся. – Чёрная что-то дописывала в листки, пока Пашка одевался. Потом он опять сел около её стола.
– Ну что ж, Алексей Олегович, я не вижу у этого молодого человека никаких причин на инвалидность, всё у него более-менее нормально. Как ваше мнение? И ваше, Наталья Аркадьевна?
Лысый сказал, что по травматике всё хорошо, а врач-Гора, оказавшаяся невропатологом, тоже выдала положительную резолюцию.
– Здоров!
– В общем, молодой человек, медицинская комиссия в составе врачей высшей категории (она назвала всех по имени-отчеству, с озвучиванием медицинских регалий, назвав себя Аллой Наумовной), не нашла у вас показаний для назначения вам инвалидности.
У Пашки отнялся язык. Он, конечно, не считал себя совсем уж конченым, но, не притворяясь, далеко не был здоровым.
– Да нет, это… я работу не брошу, мне бы лекарства, чтобы подешевле, всё так дорого – не укупишь, а голова болит… – Он поворачивался через плечо то вправо к Лысому, то влево – к Горе.
– Мне не работать нельзя, у меня же дети, их надо поднимать…
– Вот что, молодой человек, тебе же компетентные люди говорят: не положено, и все органы у тебя нормально работают. С нас же тоже за вас спрашивают и проверяют, не можем же мы всем подряд лепить инвалидность только за то, что детей надо кормить? – Лысый, поднявшись и оперевшись о стол, был опять похож на орла. На его лице было написано такое возмущение,
