Среди них и отец Сёмки.
Сначала растерянная мать лгала уже совсем всё понимающему и любящему отца сыну всякие небылицы про командировки. Но после почти годового молчания мужа, созналась сыну, что отец где-то потерялся. Сын, вдруг став серьёзным, сжав кулачки, по-взрослому рассудил:
– Я так и знал, мама. Так и знал… но не думай, я вырасту и найду его!
Затем он долго плакал, уткнувшись лицом в маленькие мягкие ладошки, так и уснув в безутешном детском горе. Сама же Галя не спала совсем, но плакала без слёз. Слёз уже не было…
* * *
Утро субботы проснулось серым и грустным. Сёмка давно не спал и неотступно смотрел на жёлтую в детских картинках штору, закрывающую окно уже многие годы. Он точно помнил её из детства, и даже с закрытыми глазами мог указать, где он подрисовал Коту в сапогах очки фломастером, а где надел на Чебурашку и на крокодила Гену коньки. Мать тоже знала эти рисунки и, без зла, выговаривала Сёмке за них:
– Шторы-то хорошие… Плотные и цвет как раз по комнате… они ещё лет пять-десять провисят, если их не трогать!
Сын «раритет» теперь не трогал и даже терялся, когда мать иногда снимала их стирать.
Из кухни через неплотную дверь потянулся вкусный запах завтрака. Парень принюхался.
«Оладушки на простокваше или блинчики на молоке?» – запахи и того и другого были похожи, к тому же он самозабвенно их любил. Особенно со свежей сметанкой! Или с мёдом – золотым и ароматным, или на худой конец со сгущёнкой. Семён радостно потянулся, прохрустев всеми косточками, незамедлительно встал и решил окончательно: «Сегодня ещё в сарае почистить, пока на улице слякоть, а к вечеру баню сладить…»
Он был прост, честен, трудолюбив и бесхитростно наивен, словно древний старик – всё знающий, но и всему верящий!
* * *
Всё-таки это были блины! Сёмка быстро доскочил до сарая, в котором был сделан «почти тёплый туалет», а на обратном пути тщательно, с фырканьем, умылся с головой под длинным, во всю веранду сливом, устроенным из разрезанных на две полосы широких поливочных труб. Вода конца сентября, льющаяся серебряной струёй, была уже стылая, тяжёлая и натурально пахла льдом, который он, пацаном, часто набирал в рот на озере, где играли в хоккей! Наплескавшись и ощущая в теле здоровый озноб, парень заскочил домой и стал обтираться махровым полотенцем, разгоняя по коже бодрящий огонь!
Мать, улыбаясь, поглядывала на него. Семён видел это и радовался!
– Ты, сынок, аккуратней. Не хватало ещё какой насморк перед зимой заполучить…
Сын молчал, понимая, что действия его одобряют, долго, по случаю выходного, завтракал вначале блинами со сметаной, затем опять же блинами, но с мёдом. Мать явно что-то хотела сказать, но терпеливо дожидалась, когда он насытится и, только убедившись в окончании трапезы, начала:
– Ты бы, сынок, съездил назавтра в город на рынок или на барахолку – как её там…
Сёмка поднял удивлённо брови, но мать продолжала:
– У тебя на осень
