взгляд его снова упал на раскуроченную ступеньку. Там было еще кое-что. Точнее – небольшой узелок.
Достал и его. Развернул. Это была икона. И туго скатанная пачка ветхих от времени денег. И еще – металлический нагрудный знак в виде креста. На его концах – цифры: вверху – «1917», а внизу – «1918». На перекладине отлито старорусским шрифтом «Чернецовцы».
Он долго разглядывал свои находки. Пока не пришел пономарь Прохор.
– Смотри, какие интересные вещи! – сказал отец Анатолий. – Больше ста лет пролежали. А выглядят как новые.
– Странная какая-то икона, – заметил Прохор, разглядывая образ.
– Чем странная? – поинтересовался иеромонах.
– Два раза на ней изображен Христос. Я такого нигде не видел.
И действительно, теперь Казаков тоже заметил эту несуразицу. Иисус Христос был написан в полный рост. А рядом с ним Божья Матерь, которая держит на руках Богомладенца, то есть Иисуса Христа.
«Что за ерунда?! Откуда такое? – подумал иеромонах. – Так быть не может!»
Отцу Анатолию стало страшно интересно. Он пытался вспомнить, не видел ли он нечто подобное в своих долгих странствиях… И не смог.
Тогда собрал весь «клад» и занес его в хату.
Надо было как-то осмыслить это дело, уложить в голове. И решить, как поступить с этими вещами.
Несомненно для него было одно. Это был знак. Клад пролежал больше ста лет и открылся только ему. Но о чем он говорит? Может быть, напоминает ему о его собственных корнях? Он ведь тоже казак. И дед его, и отец не забывали об этом. Вспоминали, правда, по-разному. Дед гладил Толика по голове и говорил: «Казачьему роду не должно быть переводу!» А отец, когда напивался, бегал по деревне и гордо орал: «Я казак! Я казак!»
Сейчас Анатолий вспомнил деда. И загрустил. Что бы он сказал внуку, узнав, что тот остался холостым и бездетным? Наверное, ничего хорошего бы не сказал, так как был уверен, что его род будет обязательно продолжен. И гордая казачья кровь всегда будет течь в жилах его потомков.
Ну, как бы там ни было, а знак надо расшифровывать. Хотя бы понять, кто и зачем это все спрятал.
– Ты-то что думаешь об этом? – спросил он Зыкова.
Прохор почесал затылок, поморгал своими выпученными глазами и глубокомысленно заметил:
– Тот, кто прятал, был явно не дурак. Ведь где обычно искали при обысках? На чердаке. В погребе. Или замурованное в стене. Можно было закопать. То есть в месте затаенном, недоступном. Скрытном. А тут все на виду. И все по этому крыльцу топчутся. Заходят. Выходят. И считают, то, что на виду, не может хранить тайну. Это чистый трюк!
Обогащенный его сентенциями, Казаков уже было совсем собрался пойти опрашивать местных бабок. Может, они знают, кто здесь жил до последней старушки хозяйки?
Но тут его осенило.
«Как же я забыл! Кто у нас знаток? Да Мария Бархатова! Любовь моя незабвенная. Мария! Она должна знать, что
