белки глаз, и звучал голос, неумолчно, раз двадцать пять повторивший:
– Сикстин, сикстин.
При этом он наклонял голову и заглядывал в машину, стараясь видимо именно до моего сведения, как более взрослой женщины, донести то, что он говорил, всё повышая и повышая голос, не видя никакой реакции на свои усилия.
Дашка поддакивала «Иес, иес», а я изображала глухую, как пень, бабку и так и промолчала весь разговор и, чем громче он орал, тем меньше я понимала и не произносила ни звука, ни гугу. Не хватало мне встрять со своим немыслимым английским, тогда бы простояли тут до утра.
Суд состоялся, когда я уже гостила в Индианаполисе, и Дашка заплатила пятьдесят долларов, 25 – штраф и 25 – судебные издержки.
19 января. Все утро пурга, валит снег, видимости никакой. Сережка уехал на автобусе на работу. У него много работы, он будет работать все выходные и некогда ему заняться организацией моей поездки в Индианаполис к Семену с Ниной. (Семен и Нина мои друзья, эмигрировавшие в Америку в 1994 году).
Утром опять лани подходили к окошку, и я вспомнила свою первую ночь здесь.
22 января, понедельник. В субботу Даша и Ваня играли в шахматы. Вдруг Ваня запротестовал:
– Мама, так король не ходит.
Я пошла глянуть, что они делают.
Дарья перепутала ферзя с королем, и теперь король беспризорный, бегал у нее по всей доске.
– Ты съел, – сердится Даша.
Под глаголом съел, подразумевается натуральное поедание фигур, у которых Ваня отгрыз верхушки, отличающие ферзя от короля.
25 января. Здесь живем, не запираясь. Уходя и оставляя Ванюшку одного, тоже не запираем его, нет бесконечного:
– Запри дверь и никому не открывай.
Я тоже сижу, не запершись, но когда оставляем квартиру пустой, уходим погулять все вместе, то запираем дверь на ключ, дорогой монитор могут стащить. К слову сказать, что когда поехали меня провожать, тоже оставили открытой свою халупу.
Тем не менее, Сережкин шеф, канадец, постоянно живущий в Америке, узнав, в каком районе Сережка снимает квартиру, сказал, что это опасный район.
– Конечно, – мой сын нисколько не огорчился, – конечно, опасный. Там ведь мы, русские, живем.
На ночь машину Сергей не закрывает.
– Полезут воровать радиолу и сломают стекло.
Публика здесь многонациональная, есть и американцы, ходят японцы или китайцы, не поймешь, кто именно. Эти не здороваются и не улыбаются, а две молодые европейского вида девочки проходя мимо меня, сидящей на кресле возле входа, всегда здороваются:
– Хай, – и улыбаются.
Тащила большую коробку из-под монитора на свалку, парень с девушкой спросили, нужна ли мне помощь, не прошли молча мимо.
Есть здесь русские
