от Рождества Христова
Поздно ночью Симона разбудил шум перед домом. Лекарь схватился за стилет, который всегда держал на сундуке возле кровати. Затем громыхнула входная дверь, и, заслышав грязную ругань, Симон понял, что это всего-навсего вернулся отец – видимо, доплелся-таки до дома из какого-нибудь кабака за городской площадью.
Симон потер глаза и потянулся. Уже с самого вечера он собирался поговорить с отцом по поводу спорыньи. Но Бонифаций Фронвизер бесследно пропал. Повода для беспокойства, в общем-то, не было. В последнее время старик все чаще начал пропадать из дому и не появлялся целыми днями – напивался в трактирах Шонгау, Альтенштадта или Пайтинга. Когда у него наконец заканчивались деньги, он высыпался где-нибудь в сарае и с распухшим с похмелья лицом возвращался домой. Успокаивался на пару недель, а потом все начиналось сначала. Симон не сомневался, что и заработанные за спорынью два гульдена отец с широкой душой спустил в ближайших кабаках.
Молодой лекарь вздохнул и взял с сундука возле кровати кружку с холодным кофе. Горький напиток поможет ему с меньшими потерями пережить причуды отца: в последнее время они жили как кошка с собакой. Бонифаций Фронвизер в прежние времена был полевым хирургом, затем подыскал себе место городского лекаря и осел в Шонгау. Мать Симона давным-давно умерла, и отец пожелал, чтобы на долю сына выпала лучшая жизнь. Поэтому он отправил Симона учиться в университет Ингольштадта, но тот вместо учебы в основном тратил деньги на модную одежду, азартные игры и красивых женщин. В конце концов он, так и не окончив университета, вернулся домой. Примерно в это же время отец и начал пить.
Бонифаций Фронвизер принялся горланить какую-то песню и вырвал Симона из раздумий. Тот отметил про себя, как отец швырнул сапоги в угол и с грохотом свалился на пол, после чего послышался звон разбитых тарелок. Симон взглянул на окно и прищурился: сквозь ставни уже пробивался тусклый утренний свет. Молодой лекарь встал и оделся. Говорить с отцом прямо сейчас, возможно, не имело никакого смысла, но в душе Симона кипела злость, и заснуть снова все равно не получилось бы.
Спустившись по крутой лестнице, Симон увидел отца уже сидящим на лавке. Старый Фронвизер осоловело уставился перед собой, разложив на столе несколько ржавых монет – видимо, все, что осталось после пьянки. Рядом стояла полупустая кружка с настойкой. Симон поднял кружку и вылил содержимое на пол. Отец, похоже, только тогда обратил внимание на сына.
– А ну оставь, – пролепетал он. – Я пока что отец тебе.
– Ты продал Бертхольду спорынью, – проговорил Симон бесстрастным голосом.
Отец устало поднял на сына маленькие глазки и, казалось, в первое мгновение решил что-нибудь соврать. Но потом просто пожал плечами.
– Ну и что. Тебе-то какое дело.
– Пекарь скормил спорынью своей служанке Резль, и вчера вечером она умерла.
Бонифаций Фронвизер явно не желал отвечать, и молчание затягивалось. В итоге снова заговорил Симон:
– Кричала
