из нас, стяжавших ценный кубок,
в неё не заглянул. Пришедший затемно,
отточенным движеньем аутсайдера
отбросив ночь, – ты пел про грудь, глаза и губы.
Взлетел огонь, спалив тоску зачётов,
ты взял его в ладонь и поднял к небу.
Ни первых, ни последних больше не было, —
лишь путь тернистый твой – отныне освещённый.
Огнеупор
Лучше гор может быть только порох,
если он ещё не отсырел.
Ты идёшь по земле, которая
приняла тебя в октябре
нестареющим юношей в шляпе.
Борода, однобортный пиджак
и ухмылка – как будто папины.
Руку на сердце положа,
всепрощаешь себя по-английски,
в полдне лета приюта ища, —
чтоб не сгинуть зимой замызганной, —
не попросишь уже прощать.
Ежедневьем – из вязьмы да в клязьму,
точно робич, стяжавший престол, —
разгонял словоблудий плясево
унаследованным перстом;
новых слов зажигательной смесью
и булатными бритвами рифм
выпестовывая созвездия, —
беззаветно огонь дарил.
Вдохновлённый, одухотворённый,
свежих песен мотивы мыча, —
остановками и перронами —
вопреки еженощи мчал.
А любовь – не в любовь, не в награду, —
за лояльность скупой гонорар, —
в янтаре флегматичной радуги
застывающего вчера.
Заточившаяся в невростены,
упакованная в тусклый быт,
наплевавшая на горение,
принуждающая любить…
Помнишь глаз фейерверки живые
и улыбки пронзительный вкус? —
Твой огонь будто ложкой выела,
расколов пополам арбуз.
Утопая в зыбучих раздорах,
засугроблен обидой снегов,
ты заначил немного пороха
и сухим сохранил его.
Коль горчицы зерно неподвижно,
уходить магомету пора.
Обойти вкруг горы – не лишнее,
если это не ты – гора.
Ты идёшь – князе-грязевый морок —
шёлком скатерть ложится под клёш.
Вместо гор ты щепотку пороха
да огниво души несёшь.
Арифметрика
Скомканы числа. Времён золотые спирали —
бздынь! – и в дребезги шестерни, – трах! – и в труху храповик.
Атомный бунт затевается ради ядра ли? —
Хаос правит порядком. Но если к чему-то привык,
если застыл, заскорузлость обыденно принял —
был рекой, а останешься лужицей грязной
