одежонки вызывала опасения. Мофей-то, в честь праздника, вырядился во всё новое. Кольнуло вдруг в душе – мог бы и старому рубаху прихватить из каптёрки. Да ладно, не все уходят,– утешил себя привычно, – авось, кто и прихватит. А возвращаться, говорят, примета скверная. Да и неохота уже, что тоже причина уважительная.
Старик поднял голову и из сотни морщин глянули на Мофея прозрачные, бесцветные глаза.
– Значит, парень, решил на Юг не ходить? – прокаркал сухим голоском.
– Да бывал я уже там, – досадливо отмахнулся тот. – Мухи, жара, пыль, песок… Мерзость и запустение.
– Там девки, говорят, красивые, – подмигнул старый.
– Девки везде так говорят.
Хохотнули понятливо, головами покачали.
– Ну, а куда тогда?
– Два было варианта, дед, – вздохнул Мофей. – В храм Великого Гончара или в кабак. В кабак не получается. Не хотят наливать вина в долг, торгаши несносные!
– Совсем люди совесть потеряли! – скрипуче поддержал дед и сокрушенно покачал седенькой головой. – Не то, что раньше было.
– А что, старый, раньше у людей совесть была? – встрепенулся Мофей заинтересованно. Вороной тоже недоверчиво скосил на деда грустный глаз. Видано ли дело – совесть у людей? У лошади-то не у всякой сыщешь.
– Раньше у гвардейцев деньги были! – в сердцах выдохнул дед. – Да ты молодой, вряд ли помнишь.
Помолчали. Конь тихонько всхрапнул и помотал тяжёлой башкой – похоже, тоже о чём-то сокрушался. Видно, было и у него своё раньше, и по всему выходит – было там лучше.
– Ну ладно, – проскрипел дедок. – Сейчас по-человечески тебя выпущу, шлагбаум открою.
– Да я и так просочусь, впервой, что ли? – смутился гвардеец.
– За двадцать лет службы, разок-то можно и с почётом выехать.
Мофей только сейчас прочувствовал, что действительно уезжает навсегда.
– А ты, дед, чего делать думаешь? – потупился виновато.
– А что мне думать? Это ты мужик крепкий, не пропадёшь, а мне-то куда? Авось не дадут с голодухи помереть старому псу.
Мофей одной рукой неловко обнял деда, нет привычки к таким нежностям, осторожно похлопал по сухонькому плечику, не спеша забросил себя в седло.
– Ну, дед, бывай!
– Удачи тебе, парень!
Конь величаво переступил невидимую черту, отделявшую привычный, служивый мирок от остального, огромного мира, и легла под крепкие копыта твёрдая, чуть влажная от вездесущей мороси, дорога. А Мофей, помня о примете, оглядываться не стал – чтобы не вернуться.
Глава 2
Город встретил Мофея угрюмо и настороженно и это вполне можно понять. Серые мокрые стены каменных домов и не могут выглядеть весело, а воспоминания о прошлых, гвардейских посещениях, вызывают у города обоснованную тревогу. Конь, звонко цокая подковами по выщербленным булыжникам мостовой, привычно повернул
