дождем. Первой кидается к нему бабушка Лара, а за ней остальные, со своими «я только сказала умирай я тебя убила», «давайте я сбегаю за костей он же доктор», «господи какой позор чужой ребенок» и, наконец, «лева лева левочка».
Мальчика осторожно переносят в дом. Он дышит, но не приходит в себя. Анатолий растерянно топчется над Левой, теперь совсем мокрым, так как его с терапевтической целью решили посильнее увлажнить, – изо рта, как белье перед глажкой, – но от волнения вместо мелких брызг вылилось всё так. Катя рыдает, вывернув в реве распухшие губы и мешая слезы с соплями.
– Прекрати сейчас же! – требует Светлана. – Объясните мне, что произошло!
– Мы играли… (Вова)
– И его надо было убить. (Катя)
– Почему?
– Потому что меня нельзя, я красивая. Я кто, Вов?
– Арамис.
– Да. А Вова – Дэ Артьян.
– Д’Артаньян.
– Его тоже нельзя, он герой. А Лева все равно толстый. Он сказал, что не хочет умирать, а Вова сказал, что так надо. А Лева тогда сказал, что он вечером спросит у мамы… А потом Вова его ранил, и он упал! – Катя опять плачет и еще икает.
– Чушь какая-то! – говорит Анатолий. – Самый толстый – это, значит, Портос, что ли? А зачем его убивать? Он же в книге не умирает? Или я забыл?
– Толь, ты сейчас вообще не о том думаешь, – говорит Светлана.
– Нет, погоди! Зачем Портоса-то убивать?
– Ну кто-то должен умереть… – тихо и упрямо говорит Вова.
– Чушь какая-то! – опять говорит Анатолий. – Ну что? Надо действительно за Костей идти.
– Лева, оживааааай! – взвывает Катя.
И Лева сразу открывает глаза.
Так просто.
– Ты как, приятель? – осторожно говорит Анатолий.
Лева садится. Встает. Катя икает.
– Спасибо, неплохо, – говорит он. – Я пойду домой.
– Тебя проводить, Лёв? – спрашивает Светлана.
– Нет, спасибо! – говорит Лева.
И действительно идет домой. Никто не решается его проводить. Всем неловко, и все молчат. Но тут Катя икает опять, и все смеются.
Лева же возвращается на свой участок. Дождь шуршит по листьям. В глубине сада в гамаке под навесом дремлет мама. Ей на ухо сладострастно поют комары. Василь Василич торопливо тащит хворост в сарай. Из охапки, которую он несет, выпадает ветка. Лева поднимает ее и несет вслед за Василь Василичем. Кладет в кучу. Идет в дом. Там откуда-то взялись кошки – возможно, их десять с половиной. Он проходит в свою комнату, где на кровать уже водружен тюк подушка-в-одеяле и, не разворачивая тюка, сам сворачивается рядом с ним в улитку на толстом матрасе с подозрительными желтоватыми пятнами поверх блеклых голубых и серых полос. Пружины кровати лязгают, пару-тройку раз качают Леву и успокаиваются. За окнами настойчиво и равнодушно лупит ливень.
Еще один дождливый день
На той самой даче, откуда серого кабысдоха изгнал некто Борис, смотрят телевизор.
