в доме был один.
Родители мои были на море, что оттянуло для меня процедуру объяснения с ними. Но от такой участи я не ушёл по требованию брата. Домашним харчем утолив голод, хоть и нехотя, рассказал брату о своих злоключениях.
– Дурак! Что ты натворил? Завтра же езжай и просись, чтобы тебя приняли.
– Послезавтра у нас там должна состояться мандатная комиссия. Вот отойду от всего и поеду.
Но обещать, что буду проситься и почему брат знал, что меня должны были выгонять. Возможно потому, что прошёл уже срочную службу и в этих вещах разбирался лучше. На том и порешили.
Я спал, как младенец в отчем доме, вернее сказать, в деревенской хате, но обложенной кирпичом и потому похожей на домик. Не заметил, как окончательно ушли проблемы с желудком. Возможно, домашняя пища тому виной.
Утром брат ушел на работу в гараж, где он работал водителем и строго наказал:
– Смотри, чтоб никуда ногой. Сиди дома, чтобы снова куда-то не пропал.
Ни о чем не хотелось думать. Я за целый месяц впервые хорошо выспался не на раскладушке в палатке и не, в пропитанной, пожалуй, наполовину толщины стен запахами медикаментов, лазарете. Мне не хотелось никуда идти и что-то делать. Я хотел всё забыть и ни о чём не думать.
Когда брат пришел с работы и обнаружил меня дома, не стал больше читать нотации по поводу того, что я сделал. А я в то время даже не мог понять, а что преступного я сделал.
Дорога уже по привычному обратному маршруту в Казачьи лагери заняла у меня уже не весь день, а около пяти часов. Около 10 часов утра я появился в расположении палаточного городка и первым, кто меня «приветствовал», был командир взвода. Я не буду пересказывать все те «эпитеты» которыми он меня наградил, но, если слить из его «бочки лести» ту «лесть», которая говорится с поглаживанием головы, как говорят «против шерсти», то останется неполный стакан, который можно было выпить одним глотком, чтобы утолить жажду, которую спровоцировало желание, чтобы всё это побыстрее закончилось.
Подошла очередь нашей роты идти строем на комиссию к зданию администрации. Я осмотрел контингент роты, он больше напоминал отделение, пробивавшееся через «линию фронта» и при этом потерявшее еще несколько бойцов, с которыми я был знаком и если бы можно было помочь им, чтобы они смогли поступить, а не сидеть сейчас дома и думать, чем заняться до армии, то я бы раздал все свои, заработанные и честно заработанные на испытаниях, баллы. Они-то мне уже не понадобятся, как я понял.
А что происходило здесь эти двое суток, пока меня не было. Здесь бала объявлена чрезвычайная ситуация, из-за бесследного исчезновения абитуриента, то есть меня. Искали везде. Прощупали все закутки внутри территории – никого. Затем, построившись цепью, все те, кто скоро окажется в рядах принятых и те, кому придётся ещё распрощаться со своей мечтой, после объявления комиссией
