Громкий возглас вывел его из раздумий. – Алекс, что у тебя с телефоном?! Второй час не могу дозвониться!
Он поднял голову. В окне второго этажа стояла Эвелина с сотовым в руке.
– Привет, дорогая! А что у меня может быть с телефоном? Ничего. Просто села батарейка, должно быть. Я уже поднимаюсь.
Алекс заставил себя улыбнуться и помахать ей. О том, что телефон был им намеренно отключен, он моментально вспомнил, но решил, что обсуждать эту тему не станет. «Ничего, Эвелина изобретательна, – подумал он, – придумает какой-нибудь другой повод для выяснения отношений, в этом она мастерица».
Ужин прошел мирно. Они смотрели телевизор, Эвелина щебетала что-то о своих планах съездить в Салоники к знакомому парикмахеру, рассказывала, какие дипломы и сертификаты висят у того в салоне на стенах и как он популярен.
– Алекс, а ты сам не хочешь подстричься? Смотри, какой ты лохматый! Так и будешь ходить с гривой, как у Джулии твоей. Кстати, как она?
– Кто? Джулия? А, ну, она – нормально. Мы прогулялись сегодня на холм.
– Я так и не поняла, почему ты выбрал именно эту кобылу? Ты же мог взять на содержание любую, а взял почему-то ту, что с дефектом… – Эвелина разлила кофе и, встав из-за обеденного стола, устроилась с чашкой и блюдечком с выпечкой на диване перед телевизором.
Алекс промолчал. Он проследил за женой взглядом, и та немало удивилась бы, перехвати она этот взгляд, в котором было сожаление и сочувствие. Чего в нем точно не было – так это нежности.
Алекс приложил руку к животу, пощупал слева, потом справа и сказал достаточно громко, чтобы жена услышала:
– Опять беспокоит язва. Я не буду кофе, спасибо, дорогая. Я пойду прилягу. На телефонные звонки отвечай сама, я свой сотовый уже отключил. Все, я устал.
– Ага. – Женщина на диване сделала в его сторону жест рукой, серебряные браслеты на ее запястье привычно вздрогнули и раздался знакомый металлический звук, не слишком мелодичный.
Алекс вздохнул. «Могло быть и хуже», – привычно подумал он и, дождавшись момента, когда, как ему показалось, Эвелина по-настоящему увлеклась новостным репортажем, проскользнул мимо нее на лестницу и поднялся наверх, в спальню.
За закрытой дверью он почувствовал себя увереннее. Конечно, телевизионный бубнеж доносился и сюда, но он знал, что, если лечь и укрыться поплотнее, натянув одеяло на ухо, удастся заснуть. Алексу вдруг нестерпимо захотелось укутаться вязкой дремой. Может быть, он увидит ее улыбку – в последнее время такие сны он видел все реже, что его одновременно и огорчало, и успокаивало. Он не мог с уверенностью сказать, что именно чувствовал. Усталость. Вот это чувство с ним теперь было каждодневно. Алекс отвернулся к окну, за которым сгущались тени октябрьского вечера и где уже зажегся уличный фонарь, прикрыл глаза и довольно скоро провалился в сон.
3
И
