допустим, потому что перед тобой папаша нашего чуда. А ты его, похоже, укантрапупила.
– Не может быть! Как? Откуда?
Засуетилась, сметая с тела осколки… Не знаю осколки чего, не рассмотрела. Чего-то керамического, или фаянсового, разнесенного вдребезги об голову несчастного.
– Гражданин! Гражданин! Очнитесь! Здесь нельзя лежать! – трясла я бессознательное тело за грудки.
– Да? А почему? – спросила Груня, с интересом наблюдая за моими потугами привести мужчину в чувства.
– Простудится.
– Здесь тепло.
– Кто-то пройдет и пнет, не заметив его.
– Это кто ж такую махину не заметит?
– Ну, не знаю я!!! Не знаю! Нельзя здесь лежать и все! Мало того, что и от мужика этого прилетит, так еще и от командира огребу. Ты мне помогать собираешься? Или тебе все равно, что меня линчуют?
Груня подошла и посмотрела на мужчину.
– Ну, я не знаю, сделай ему искусственное дыхание, что ли. Он, вообще, дышит?
Села на колени, положила ухо к груди. Не слышно ничего, собственное сердце от напряжения так ухает в ушах, что все остальное сливается в белый шум. Дернула пуговицы на кителе и оголила грудь мужчине. Так, будем делать массаж сердца и искусственное дыхание. Я не лекарь, но, думаю, хуже не будет. Лишь бы, придя в себя, он не решил восстанавливать справедливость.
Залезла на мужика сверху, несколько раз нажала на сердце, потом открыла ему рот и вдула воздух в легкие. Проделала манипуляции несколько раз.
– Или закопаем во дворе? – спросила Груня.
Меня начинала накрывать истерика. Если закопаем, то его пропажу точно заметят. Есть вариант, если он все же умер, поднять его труп, пару дней форы у нас будет. Конечно, придется думать насчет новых документов, искать контрабандистов.
Я, фактически, уже выстроила схему нашего перехода на нелегальное положение и слив из страны, когда меня перехватили за пояс, и подняли вверх. Поскольку в этот момент я, в очередной раз, изображала из себя насос, вдувая воздух в болезного, передняя часть тела была наклонена вниз и, при подъеме за талию, я выскользнула рыбкой, уперевшись лицом в голую грудь мужчины и выставив зад вверх. Зад оголился, сиротливо оставшись в последнем оплоте девичьей чести – в трусах, ночнушка соскользнула к шее. Руками постаралась натянуть ее хотя бы на грудь. И поскольку одновременно держать ночнушку и вставать с мужчины было нереально, со стороны казалось, что я его целую, причем интимно уперевшись в оголенную часть. Ну или жру. На поцелуй, с учетом моего выражения лица, это действие не тянуло.
– Срамота-то какая! – выдала Груня, я скрипнула зубами, мысленно делая засечку упокоить ее самым извращенным способом.
– Я даже не знаю, за что взять. Чтобы ситуация не стала еще более пикантной. – проговорил капитан.
Я дико покраснела, благо видеть этого никто не мог, ночная сорочка покрывала голову сплошным
