Белгрейв-сквер, – в то время как это упало тебе на колени, как спелый персик. Тебе кажется, что ты можешь получать чувственное наслаждение в объятиях случайной знакомой у стены оранжереи твоей собственной любовницы лишь потому, что тебе все дозволено. Потому что ты – его светлость герцог Уоллингфорд.
– Я прекрасно осознаю, насколько мне повезло. И с удовольствием пожинаю плоды, ибо не вижу причины отказывать себе в этом.
– Пожинаешь плоды? Стало быть, благовоспитанная благородная леди для тебя всего лишь спелый фрукт?
Уоллингфорд уставился на гладкий рукав своего кашемирового халата в поисках невидимой соринки, которую мог бы смахнуть, дабы выказать свое безразличие. Только Шелмерстоун был слишком хорошим камердинером, чтобы позволить какому-либо несовершенству нарушить безукоризненность герцогского рукава, поэтому Уоллингфорду пришлось смахнуть на идеально чистый пол несуществующую пылинку.
– Насколько я помню, – произнес он, – вышеозначенная леди наслаждалась моим обществом.
– В самом деле? – Голос герцога обдавал холодом. – Не сомневаюсь, что ты действительно в это веришь. В любом случае я решил, что твои шалости зашли слишком далеко. Ты – герцог, тебе двадцать девять лет. И я с сожалением должен настаивать на том, чтобы ты отклонил любезное предложение Берка и всерьез задумался о женитьбе.
Уоллингфорд поднял глаза на деда, сочтя, что ослышался.
– О женитьбе? – спросил он таким тоном, словно его собирались кастрировать. – Вы сказали – о женитьбе?
– Именно.
– Вы с ума сошли?
Герцог развел руками:
– Надеюсь, ты понимаешь необходимость подобного шага.
– Вовсе нет. В конце концов, не стоит забывать о Пенхэллоу. Он сможет занять мое место, если судьба вдруг отвернется от меня и я подавлюсь куриной костью во время ужина.
– Твоего брата не интересует титул.
Уоллингфорд понял, что его терпению приходит конец, и резко встал с кресла.
– Стало быть, это и есть причина, по которой вы решили меня навестить? Мне предписывается стать племенным жеребцом, так я понимаю? Значит ли это, что вся моя ценность для вас заключается лишь в моей способности произвести на свет очередного герцога?
– Мой дорогой мальчик, – сказал Олимпия, – разве вся твоя сознательная жизнь показала, что ты способен на что-то еще?
Уоллингфорд повернулся к столу и налил себе кофе. Без сливок и без сахара. Пусть напиток будет таким же черным, как его настроение. Ну надо же… женитьба!
– У меня много разных талантов, дедушка. И вы поняли бы это, если бы потрудились их рассмотреть.
Однако герцог лишь отмахнулся:
– Не будь ребенком, Уоллингфорд. Тебе даже не придется изнурять себя поисками подходящей жены. Я проявил о тебе глубочайшую заботу, подыскав идеальную невесту.
Чашка
