глазами Уоллингфорда вновь мелькнули твидовое пальто и седые волосы, и теперь он таращился на дверь спальни, словно это были врата в ад.
Что за бес вселился в старика? Раньше он крайне редко использовал в речи слово «свадьба», а сегодня говорил о невесте, розах и прочей ерунде!
Уоллингфорд посмотрел на свою руку с зажатым в ней бело-голубым фарфоровым блюдцем и заметил, что она дрожит.
Дверь спальни бесшумно распахнулась на тщательно смазанных петлях.
– Ваш бритвенный прибор готов, сэр, – церемонно произнес Шелмерстоун, и его взгляд тут же упал на коричневую лужу пролитого кофе, постепенно впитывающуюся в бесценный ковер. Схватив со столика салфетку, камердинер упал на колени и принялся промакивать отвратительные разводы, время от времени что-то расстроенно бормоча себе под нос.
Уоллингфорд поставил блюдце на столик.
– Прошу прощения, Шелмерстоун, визит его светлости поверг меня в шок.
– Чем именно, сэр? – осведомился камердинер, с трудом подавив рвущиеся наружу рыдания.
– Он говорил о свадьбе, – ответил Уоллингфорд и, чтобы внести ясность, добавил: – О моей.
В спальне повисла гнетущая тишина.
– Сэр, – только и смог вымолвить Шелмерстоун.
– Да. Ужасно печально. Он уже выбрал невесту, день и чертовы цветы. Не удивлюсь, если он уже заказал для нее платье и собственноручно расшил его жемчугом, черт бы его побрал!
Шелмерстоун откашлялся. По его лицу разлилась мертвенная бледность, только вот что послужило тому причиной – пролитый кофе, известие о свадьбе или и то и другое, – осталось загадкой. Когда же он заговорил, голос его звучал печально, точно на похоронах:
– Ее имя, сэр?
Уоллингфорд прищурился:
– Ее имя… как же… Господи! Вы знаете, Шелмерстоун, а ведь он даже не счел нужным мне его назвать. Мне-то, конечно, все равно. Я ведь не собираюсь жениться. И непременно скажу своему деду, куда он может запихнуть эту самую невесту со всем ее приданым.
Голос Уоллингфорда звучал глухо под сводами похожей на пещеру спальни, и он знал это. Здесь царила такая тишина, что, казалось, он слышал мысли Шелмерстоуна, вновь склонившегося над испорченным ковром: «Да уж! Хотелось бы на это посмотреть. Никто не смеет возражать его светлости герцогу Олимпия, если в его голове засела какая-то мысль».
– Пожалуй, принесу средство от пятен, – еле слышно произнес Шелмерстоун и поднялся с колен.
Уоллингфорд упал в кресло и обвел спальню пустым невидящим взглядом. Такая знакомая комната – величественная, но обжитая и уютная – была лишена ненужных украшений. Любимые книги сложены стопкой на прикроватном столике. Выдержанный шотландский виски тоже под рукой. Даже малейшая мысль о женщине в этом убежище заставляла Уоллингфорда дрожать от негодования.
Нет, нет! Конечно, нет! Даже герцогу Олимпия не под силу заставить его жениться.
Хотя, если честно, за последние полвека
