style="font-size:15px;"> – Просто всех, кто хоть раз шел мимо, я запоминаю. Отличная зрительная память. И на слуховую тоже не жалуюсь, – быстро сказала я.
– А-а-а, – протянула она с облегчением. – Мне показалось, ты опять намекаешь…
– На что, Наташ?
– На полноту. Я стараюсь первая к девчонкам не подходить, чтобы не расстраиваться. А то многие сразу начинают обзываться.
– Умственно отсталые, что поделаешь.
– Ну, какая же ты смешная, Ариша, – опять развеселилась она.
«Ты тоже такая забавная, что дальше некуда», – подумала я.
С тех пор и смешим, и забавляем друг друга, как можем. Кстати, к девятому классу она выросла до ста шестидесяти сантиметров и носила сорок восьмой размер. А в одиннадцатый пришла с ростом сто семьдесят и сорок шестым размером. Справилась с жиром без диет, моя мама оказалась права, как всегда. Я несколько лет уговаривала Наташку похудеть до нижней границы сорок четвертого.
– Зачем? – спрашивала подруга.
– Гламурной будешь, короткий топ с джинсами наденешь, – легкомысленно отвечала я.
– Предпочитаю быть здоровой.
– Слушай, Наташ, все-таки даже старый французский подход – рост в сантиметрах минус сто десять – это сорок четвертый размер. А парижанки во все времена стремились быть не истощенными, просто изящными. И на здоровье не жаловались. Ну, похудеешь?
– Легко, Ариш. Только удержать вес не смогу. Чашка кофе на завтрак, яблоко на обед, сто пятьдесят граммов вареной рыбы, маленький помидор и зеленый салатный лист на ужин? Лучше смерть.
Меня скудость и однообразие меню не напрягает, поэтому я питаюсь так, как ехидно описала Наташка, каждый день. А она ест все, что хочет, пять дней в неделю, в воскресенье голодает, в понедельник выходит из голодания литром овощного сока. Но вес держит. И я ее за это уважаю. Потому что легче запретить себе жрать и быть совсем худой, чем за годы и годы ни разу не перейти из размера M в размер L. Сколько нас оттуда не вернулось, страшно представить.
Наташка считает свое нормальное телосложение моей заслугой. Если бы не я, дескать, она не начала бы мотаться по городу пешком и бегать за троллейбусами. Вряд ли кто-нибудь другой на ее жалобную мольбу зайти в кафешку ответил: «Дома поедим, нам еще в три места надо успеть» – и бессердечно поволок к метро. В итоге она так выматывалась, что сил открыть холодильник уже не оставалось. И сделала открытие – без перекусов можно жить не менее интересно и насыщенно, чем с ними. Вот и похудела. Мне впору было гордиться собой. Но я делала это не для ее фигуры, просто давала волю собственному темпераменту, поэтому меня украшала и до сих пор украшает скромность.
Иногда за бутылкой сухого белого мы с ней начинаем умиляться тому, что дружим уже двадцать пять лет. Потрясающе, но красное вино никогда не открывает эту тему. Под него мы только сплетничаем.
– Да, помнишь у Блока: «Живи еще хоть четверть века, все будет так, исхода нет»? Четверть века – огромный срок. Дальше и заглядывать
