всяких ожиданий.
А дни спешили, Александр рос,
И этот факт был для отца досаден.
И у родителей возник вопрос —
Куда определить им Александра?
Василий Львович, дядя, обещал
Отдать его в учение, в столицу,
Хотя и сам он не предполагал,
Как это всё потом осуществится.
И вот уж полон самых разных дум
О Петербурге недоросль юный.
Уже Москвы он не приемлет шум.
Уже светлеет лик его угрюмый,
Наполненный изысканной мечтой.
И ожидая новых изменений,
Торопится он к жизни не простой,
Спеша попасть скорей в иное время,
В простор свободы мысли и ума,
Своих поступков и своих суждений,
Туда, где жизнь энергии полна,
В эпоху новых, светлых возрождений.
Москва, старух и стариков оплот,
Ему уже изрядно надоела.
И мальчик ожиданием живёт,
И взгляд его пронзает дали смело.
И видит вновь он, словно наяву,
Великую и гордую столицу.
Но он не может не любить Москву.
Храня о ней лишь радостные мысли,
Родной Москвой не мог он не гордиться.
Спешит, уносится коляска вдаль
И оставляет в прошлом чьё-то детство.
Но Александру прошлого не жаль.
Иные чувства ощущая сердцем,
Он вспоминает прожитые дни.
В них нет особых, золотых мгновений.
И всё же дали мальчику они
Волшебное, таинственное время,
В мгновеньях чьих он смог постичь себя
И осознал суть истины великой,
Поэзию превыше всех любя,
В её просторы тайные проникнув.
Наполнившись явлением страстей
И чувств, ещё не вспыхнувших словами.
Был молчалив и тих он, вместе с тем
Уже и думал, и мечтал стихами.
Весь вид его, рук быстрых каждый жест
И живость глаз предупреждали словно
О том, что в нём особенное есть.
Великий путь ему был уготовлен.
А впрочем, он об этом знать не мог.
Прощаясь с детством жарким знойным летом,
Из тысячи невидимых дорог
Избрав одну, он шёл к мечте заветной,
Осмысливая истину добра
И зёрна лжи отбрасывая смело,
Предчувствием прекрасного горя.
Судьба его, наверно, не хотела
Зря рисковать, стараясь уберечь
От злых ударов Случая слепого,
Спеша его от них предостеречь.
Но сам поэт был мнения иного.
Он не таился, не скрывал себя
И жил всегда, любой беде открытый,
