доме, куда и нога человека-то почти не ступала, приводил в замешательство.
Вот Максим схватился пальцами за обжигающе горячий заварник, чуть не выронил, но Тим тут же подцепил его за ручку. Потом великан потянулся еще за одной банкой варенья к полке, прибитой над умывальником, а Максим уже ловко поднырнул под его ручищей и уселся на стул. Тим обернулся, еще бы немножко и смахнул со стола свою кружку, но парень вовремя отодвинул ее в сторону, даже не глядя, интуитивно.
Петрович усмехнулся. Ну, дела! Кому сказать – не поверят!
– Пора нам, пожалуй, – вздохнул председатель, вставая.
Рыбаки тоже поднялись, пожали руку Тиму, даже спросили можно ли им приехать летом. Старичок ласково потрепал по щеке Макса, как будто тот был его любимым внуком.
Дело было именно в нем, в Максиме! Этот странный парень своим миловидным лицом сглаживал впечатление о великане, приводил к определенному балансу все вокруг.
– Тимофей! – подозвал Петрович, уже спустившись с крыльца. – На пару слов!
Тим спустился к нему, подошел ближе, чем заставил председателя непроизвольно отступить на шаг. Привычку эту побороть ему никак не удавалось, хоть он и прекрасно осознавал, что бояться ему нечего.
– Там с матерью совсем плохо, – понизив голос до шепота, сообщил Петрович, глядя куда-то в его правое плечо. – Братьям позвонил, они обещали приехать как-нибудь, но про них она и не вспоминает, а вот про тебя – постоянно! Сходи к ней, Тима…
Великан глубоко вздохнул, опустил голову еще ниже.
– Хорошо, я постараюсь, может через день…
С братьями встречаться не хочет – понял Петрович.
Отца Тимофея не стало почти пять лет назад. Тяжело пришлось первое время, с таким невозможно смириться, наверное, он до сих пор так и не осознал полностью эту утрату. Иногда ему казалось, что дверь вот-вот откроется и на пороге покажется папа, устало скинет с плеч свой походный рюкзак, будет ворчать, что дороги совсем размыло и что надо было все-таки чуть ближе к поселку обосноваться.
На похороны его не пустили. Братья сказали, что мать против… Даже как-то смущенно пожали его руку. Ну что тут сделаешь?
Поначалу он был этому рад: даже представить собственного отца в гробу было сложно, не то чтобы увидеть. Но голос совести не умолкал ни на минуту. Не отдал дань уважения, не увидел в последний раз, не попрощался… Все как-то быстро, глупо и бессмысленно. В смерти вообще мало смысла, или, по крайне мере, живым его не понять.
Следующие полгода после оказались самыми трудными. Бессонные ночи его выматывали, он мог не спать сутками, все вспоминал их долгие разговоры и пытался найти новый смысл в его словах, хоть какую-то ниточку, чтобы ухватиться и начать жить заново в мире, где отца уже нет. Попросил Петровича достать в библиотеке книги по этой теме: воспоминания людей, переживших клиническую смерть, религиозные догмы о рае и аде, фантастические романы о призраках. Искал
