харчиться тянут.
Та дисциплинированно постригла навстречу, отвечала, сгибая стан, на поклоны подошедших (самый рьяный, слепец, кланялся часто и низко), зазывала:
– Заходите, божьи человеки, закусите во здравие нововенчанных Василия и Марии.
– Да прибудет милость господня… благосчастия на многие срока… полну чашу, – талдычили пришлые, сновали заскорузлые троеперстия.
Их усадили на край стола – сирые степенно устраивали бадожки. Уж семенила с чашками заботливая Авдотья. Она и похлебку разливала, и бутыль опрокинула, наполняя стаканы, и приговаривала:
– Не погребуйтя сорокатравчатой, глубокого настою. Чтоб ведали все – широки Карамышевы и тороваты. А вот хлебушок ситной на заед. – Присев на скамью благонравно наблюдала за едоками.
Из миски поднял голову с кривым, сонным взглядом косматый. Войдя в сумму обстоятельств, порыл в чаше пальцами, сокрушался:
– Огурчик, пожалуй, на-кося.
Слепец (парень годов двадцати в драном зипуне и справных лаптях) частил, женщина с рыхлым носом, угрюмым лицом и отсутствием в глазах выражения, мазала мимо рта, отчего продукт терялся, проливаясь, главный – высокий от непомерной худобы, с хищным кадыком дядя в непотребном ремье и опорках от валенок, со спеченными колтуном лохмами – хлебал размеренно и опрятно. Убрав первый продукт и резво осоловев уже и от сытости, граждане – собственно, дядя с кадыком – как и положено, развивали разговор, велеречиво любопытствуя:
– Знать-то, Василий наметился таки в хозяева – жуировать покончил, оглянулся на вотчину.
– Ак эть пятый год как тридцать минуло. Пора!
– И как теперь руководство делить станут?
– Не нашего ума дело. Зятевья, знамо, покуражат – привыкли править. Толькё Василий – первый наследник, как повернет, так и будет.
– Да, на единого брата три сестры, да еще с зятевьями – хомут.
– Ну, Ленка, што ись, не в счет – мокрошшелка. Да и у Васёны мужик душой жидок, хоть спи на ём. Татьянин Семен – да, хват. Он дело и держал – будет свара.
– Ну, а что невеста? Баска девица, довелось глянуть. Будто из других краев?!
Авдотья сделала скептическое лицо.
– Ай да! Тот же назём, хоть из далека привезён.
– Да ведь и слухи разные возле.
Тетка сжала губы на мгновение и дальше придвинулась, воспаляясь – злоба дня:
– То-то и оно – и красно, и цветно, да линюче! Василий-от девицу чуть не в исподнем привез, приданого одна сабля. Толкуют, правда, будто секретная вещь. Да от секретов велик ли прок? (Перекрестилась.) Прости господи!.. Блинов вот, с маслицем. И в каку же сторону ноне пойдете?
– Логиново не минуем, иконе Параскевы Пятницы поклонимся. А там – пути божьи неисповедимы, чать добрыми людьми земля не оскудела.
– Пьяный бор обойдете, ли как? Молва худая бегит… Даве Ванькя Ерчихин без коня воротился.
