ты? – ни богу свечка, ни черту кочерга! – Отвернулась, объявила беспечно: – Я – человек вольный, сперва делаю, потом думаю.
– Где видано, – силился перечить Василий, – баба – и человек!
– Ты у иных спроси, они позорче!
– Морока ты, взяли тебя, ославились.
– А попробуй не возьми, когда мне приспичило! Уж ты в навыке, дорого станет.
Василий промолчал, но сузил глаза, пальцы нервно дрогнули. Мария встала, прошлась, лицо заалело. Слова пошли упруго:
– Васёна второго родит, совсем невмоготу будет. И так крику полон дом. Собирались делиться, скоро ли?
Василий тяжко молвил:
– Не время, все в закладе.
– И жить не время! – Мария осадила голос, потеребила шаль. – Еще. Мы давеча говорили. Елена взрослая, грамотная, определяться бы надо. Ты, вроде, в город ее хотел учиться отправить. – Повернулась к Василию, мягко пустила: – Она сама желает.
– Пока думаю – хоть какую родную причину иметь.
Минул год. Василий явно сомлел: волос поредел, живот выпятился. Торчал в горнице подле окна – безрукавка собачьей шерсти, штаны мятые, чуни. Опять рылся дождь. Не отрываясь от улицы, Василий недовольно проголосил:
– Авдотья!! Кху, кху, что самовар?
Вошла Елена с подносом – чайник, вазочка с бубликами.
– Авдотья дрова колет.
– Что – некому больше?
– А кто? Всех изжили.
– Ты не больно-то, есть кому привередничать! Филька на что?
– Филька Марию в лавку повез. Зотова ждем – прикупить разного.
Василий осерчал:
– В лавку, на выезде – тьфу!
– Вы уж, братушка, не перечьте! Не оберешься после.
– Учи, пигалица!
Вздохнул, обернулся, повинная улыбка мяла лицо. Разглядывал Елену. Налил чай, помешивал. Улыбка стала хитроватой.
– Растешь… Признайся, снятся нет парни?
– Воля ваша, – зарделась девица, – кто посниться? Из дома не выхожу.
– Балуетесь с Филькой, я замечал.
– Воля ваша – он мне что брат.
Василий чуток унял улыбку:
– Я у тебя брат… и отец – помни. Я забочусь!
Елена осмелела:
– Обещаете заботу, а в город не пускаете!
– Папашин норов, – определил Василий. Лицо стало смурное, но голос сдобрил: – Погоди вот, приедет нынче Михайло Гаврилыч и… покончим. Там, бог даст, и кошт определим.
Елена взвилась, вылетела из горницы. Василий грустно посмотрел вослед, пробормотал:
– Пойти, разве, переодеться. К вечеру, знать-то, прибудет.
Ужин. Узорчатая скатерть, серебряный сервиз – чин-чином. Народом, не в пример давешнему, не богаты. Женщин кроме Марии да Елены нет. Кроме Зотова и Василия знакомый поп, старший зять Семен, еще незнакомый дядя. Зотов спрашивал у Семена:
&n
