последовали), кивнул Василию:
– С божьим благословением.
Выпили, внятно закусили. Зотов запустил:
– Так я продолжу, экземпляр у меня есть отменнейший. Благородных основ конь – из орловских. Мечтаю продолжить породу.
– Ваши настроения отлично понятны, – отозвался Василий. – Ну да, чай, поживем так и увидим!
– В достойные руки всякое существо отдать – доход. Испытано, – раздался женский голос.
Наконец саму Марию приспособили – стало быть, приступим. Ничего не возразишь, хороша: волоока, рдянощека, волос вороной. Нос прямехонек и умерен – видно, что не только для дыхания. Глаза сугубые, то продырявят – нацелятся зрачки, точно дуло пушки – а то заблестят росой и пощадят. Голос долгий, в утробе, видать, зачат, и через мнение неминуемо пропущен – подходящий голос. Улыбка ерзает из одного угла губ в другой и всегда достаточная – о четырех зубах. А и смеяться бойка: откинет матово мерцающую шею и пошла – клекочет голос-песня. В жены такую? – не знаю…
– У меня так, – согласился богач, шаяла ленивая усмешка.
Семен добавил вослед:
– Уж и одно присутствие – на весь мир почет!
Михайло Гаврилыч умерил:
– Мне не в тягость – присна память о Потап Иваныче. Да и местность здешняя больно пригожа. Вот озерцо ваше – ласковое. (Благодетель жмурился, разглядывая облака, большие пальцы запустил в проймы жилета.) Прежде я здесь душу умягчить добывал. Батюшка ваш это понимал и сочувствовал.
От давешних отделился поп и подсел к дворовым мужикам. Молвил дюжему дяде, что спал недавно в миске:
– Ты, Игнат, ум помни. Михайло Гаврилыч, гуманный человек, благое сотворил – денег на аналой отщедрил. Робить тебе.
Супротивничал адресат:
– Разе один совладаю?
– А руки-то – две. Приступать.
– Какож, ежли дармовое не иссякло!
– Этому и мера: дар – для головы, а не для живота.
– Да ведь и ты, батюшка, не гнушашь!
– Невинно вино – укоризненно пьянство.
Среди прочих шустрила молоденькая, о добротной русой косе, годов пятнадцати деваха – Елена, младшая сестра Василия. Скалась подле той сердобольной Авдотьи, что привечала странников, цедили сквозь сито солодовую бражку. Выговаривала старушке:
– Зот, буди, Касатку хочет со двора свести!
– Пошто не хотеть, когда не залежит.
– Тятенька пестовал, а теперь в чужие руки? – ерепенилась Елена.
– Тебе ека корысть? Ступай-кя Матрене помоги, опять сестры корить будут.
– Василий не позволит, он меня в город на учебу определит.
– До тебя Василию, у него ноне докука сладкая.
Елена, зыркнув в сторону Марии, ревниво высказалась:
– Мария величается,
