без раскрепощения составляющих души. Конечно, это – не балет…
Я говорю и говорю. Он смотрит на меня. Сначала с удивлением, потом – с интересом. Я, кажется, не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Во мне столько всего накопилось… Я, конечно, немного кокетничаю, но, хочется верить, не глупо. Я вспоминаю, как с трёх лет ходила на кончиках пальцев, как трепетала при словах «балет», «танец». Вообще, болтаю какие-то глупости…
Это продолжается неизвестно сколько времени. Я уже знаю, что нравлюсь ему… Кого-то он напоминает… Какого-то артиста или певца… Я замолкаю. Ему осталось лишь пожелать мне спокойной ночи и уйти… Он спускается на две ступеньки, разъединяющие нас. И гладит меня по голове. Мне кажется, я чувствую его насмешливый взгляд. У него всегда насмешливые глаза. Сейчас он скажет что-нибудь шутливое и уйдёт. Я дрожу, он, наверное, видит это. Если он поцелует меня, то у меня, вероятно, подогнутся ноги. Как когда-то – при первом в жизни поцелуе…
Он уже не может уйти. Его руки перебирают мои волосы, спускаются на голые плечи. Как хорошо, мелькает мысль, что я надела это платье! Слава тебе, мода десятых и последующих годов! Я закрываю глаза и поднимаю голову. Лицо его – рядом с моим, а руки всё быстрее скользят вдоль всего моего тела, задерживаясь на мгновение то на груди, то на талии и ниже… Я нахожу его губы…
Мы целуемся. Его руки, касаясь лишь внешних, физических форм организма, пленяют всё моё существо. И всюду желанными становятся эти руки, которых всего две и которых – мало…»
Арсов вспоминает Ирину Зелинку на фоне заключённых в вагоне пленников МПС. Да, конечно, она была похожа на возвращающуюся со свидания женщину. Именно – «похожа»… Эта несчастная женщина, сбивающая коленки перед кирпичиками рассыпавшегося в юности образа блестящего принца.
«Это был старый вокзал. Вообще здесь существуют только старые и новые вокзалы. В смысле времени возведения зданий этих вокзалов. Их тысячи, и старых, и новых, больших и маленьких, угнетающих липкой теснотой и относительно свободных, более или менее комфортабельных и – с покрытыми льдом жёлтого цвета низкотемпературными деревянными туалетами.
Каким бы совершенным ни был мозг, тем более человеческий, сохранить в памяти можно лишь внешние проявления вокзалов, сливающиеся в сознании в нечто общее, не столько портрет, сколь теневое отражение чего-то громоздкого. На человека, располагающего крайне ограниченными защитными возможностями, на органы его чувств обрушивается масса раздражающих факторов: мелькание обличий, буффонада голосов различных тембров, многообразие множества запахов – всё это просто выталкивает человека наружу. Среди ощущений человека, проведшего некоторое время на вокзале, преобладает ощущение нечистоты, подобное восприятию рукой сжимающей её потной ладони соплеменника.
И всё-таки эта парочка, сойдя с поезда, почувствовала себя то ли группой путешественников, то ли объединением туристов и принялась вертеть головами по сторонам. Это привело к тому, что самец
