он начинает наклоняться ко мне, всё ближе… а я беру и просыпаюсь. Сердце гулко стучало, на лице была глупая улыбка, как от кайфа, лицо горело как от чего-то очень постыдного. С того самого дня я начала понимать, как действует такая любовь на организм. Во мне наметился раскол, трещина всё сильнее расползалась во мне. Любить кого-то старше не проблема, любить несовершеннолетнего, когда сама уже взрослая, – тоже ещё не беда, но уже стоит задуматься. Но хуже всего любить своего подчинённого, ученика, зная, что нельзя так делать, глотать чувства, скрывать их глубоко внутри, откуда они грызут тебя, потому что и выговориться некому о таком… постыдном, ибо конец один в таком случае – суд и тюрьма. Я стала порочной уже тогда, когда пошутила в классе, перешла черту, взяв его за руку, начала рыть себе яму, как кидала на него неравнодушный взгляд, душила эту детскую ревность. Всего пара шагов отделяет меня от преступления.
Как же мне было плохо после этого сна, после воспоминаний о вчерашнем бале. Всё, такое противоположное, врезалось в меня, голова начала гудеть. У меня почти началась паническая атака: стало трудно дышать, руки онемели и слегка подрагивали. Я схватила себя за голову, спрятала её на груди, вся сжавшись в комок. Но всяческие увещевания не отрезвили меня, не вернул голос разума к адекватности, я лишь тихо заплакала, горячими и быстрыми слезами, сил держать всё это внутри не было.
Мне было больно, физически больно от этого отвратительного чувства любви к нему, появление которого я не смогла предвидеть, заблаговременно пресечь. Почему он и почему именно сейчас? За что Карма наказывает меня? Что я сделала такого ужасного, что мне уготовлена дорога в колонию?
Так, за безответными вопросами и попытками облегчить страдания воспалённого рассудка, прошло воскресенье. Я боялась показаться и рвалась в школу, хотела его увидеть и хотела никогда больше не встречаться взглядами, ужасно желала дотронуться до руки, случайно конечно, но в то же время не могла вновь утонуть в образах сна, где он был так близко… Два рассудка отныне жили внутри, каждый пытался навязать своё. Меня трясло, знобило, пусть внешне ничего не было заметно, но внутри я вся была на взводе, гадала, что почувствую, когда увижу его, как смогу (если смогу) заглянуть в глаза, зная название своей болезни. Потому что тогда любовь и была таковой.
А ещё китайский… Ужасно хотелось отдалить неизбежное, но не хватило духу причинить ему вред. Хотя я бы могла просто придумать причину.
Карма не стала добивать меня – в школе он не появился, но вечернее занятие не пропустил. Снова стук в дверь. Воздух из лёгких моментально весь вышел. За окном было прохладно, солнечно, сухо. На пороге стоял Нюд – волосы взъерошены, молочная кожа немного зарумянилась на впалых щеках, от одежды веяло свежестью.
– Здра-аствуйте, – протяжно поздоровался он, растягиваясь в улыбке. – А вот и я.
Я постаралась ответить непринуждённо, но вышло саркастично, даже немного язвительно. Он мог догадаться о моём дурном расположении духа, но виду не подал:
– Да
