убрал с середины стола в сторону тетрадь, ручку и газету, которую он читал до моего прихода. Он слегка наклонился в мою сторону, положил руку на стол и сказал:
– Я слушаю.
Мне на мгновение показалось, что этот человек ждал этого разговора со мной всю свою жизнь. Мне показалось, что у этого человека есть потребность отчитаться перед новым поколением за свою жизнь. Может быть, впервые в его жизни представитель нового поколения, родившегося после войны, был искренне заинтересован в его мнении о жизни. Сколько раз он фантазировал о таком разговоре, когда раскулачивал мироедов на Кубани, когда лежал в мокрых и холодных окопах под Орлом или когда охотился на бандеровцев в Карпатах…
– Почему люди верят в бога? – начал я робко и издалека, что вызвало выражение удивления на лице Давида Львовича. Я продолжал более уверенно:
– Есть у них какие-то доказательства? Верующие говорят: ты поверь сначала, прими бога – и тогда никаких доказательств не надо. И ещё они говорят: то, что весь мир так складно устроен, не могло быть просто так. Значит, есть там какая-то высшая сила – бог. Не буду возражать, я не знаю, что там есть и чего нет. Я даже не знаю, где это «там».
Я продолжал взахлеб:
– Вот возьму и выкопаю колодец глубиной в сто метров. Там, на дне, будет что-то или ничего не будет. Наверное, там есть что-то, но я не знаю, что это, и никогда не узнаю, потому что никому в голову не придет копать стометровый колодец, чтобы посмотреть, что там есть. Мы много чего не знаем. Малую часть из этого мы познаём, потому что полезно знать, и мы в состоянии разобраться, а что на дне моего вонючего колодца, никогда знать не будем. Что касается бога или чего-то там, где – не знаю сам, – будет и дальше играть роль опиума для народа, да и только.
Чувствовалось, что не совсем складно и как-то по-детски, поправить не было никакой возможности. Давид Львович заметно растерялся, и я бросился ему на помощь.
– Вы, Давид Львович, коммунист, я комсомолец – мы не верим в бога. То есть, я не имею в виду, что мы не верим в бога, потому что партийные. Но и обратное тоже не верно: мы не стали партийными, потому что в бога не верим. Получается, что быть коммунистом и верующим – это две независимые вещи. Скажите мне, Давид Львович, по этой логике и коммунист может быть верующим?
Кабинет был не маленький, но чувствовалось, что для нас двоих воздуха заведомо недостаточно. Было очевидно, что меня, как обычно, занесло. Первый блин комом, промелькнуло у меня в голове. Поправить было невозможно, и я немедленно перескочил на новую тему:
– Давид Львович, вы верите, что все люди равны?
– Да, – сказал он чётко, хотя был заметно «не в своей тарелке».
– Я тоже верю. Все равны, но имеются относительно маленькие различия: мужчина – женщина, высокий – низкий, интеллигент – пролетарий, и тому подобное. Есть люди умные, а есть глупые. Я думаю, что по уму самый глупый не сильно отличается от самого умного.
