часть, где Катя стала сажать разные цветы. Уже после смерти первой жены, по причине отсутствия должного ухода почти все цветники высохли, и только возле межи, которая разделяла участки задних дворов Семена и Сушковых, где Петр Кириллович сам поставил навес-беседку, буйно разрослись кусты махровых сиреней и шиповников.
Еле протиснувшись через вросшую в землю калитку дощатого забора, Платон ахнул от резкой боли на сердце от открывшейся перед ним картины: и беседка, и кусты сирени вместе с шиповником исчезли, а на их месте стояла пристройка к овину Семена. Платон был просто поражен увиденным: испокон веков на селе никогда и никто не нарушал межу, а тут прямо через границу Семен нагло пристроил гумно к своему овину. Ну ладно, построил и черт с ним, но зачем он захотел именно на этом месте, вырубив кусты, посаженные рукой Кати?
Подойдя к бревенчатой стене гумна и явно слыша шум работ в овине, Платон сильно постучал кулаком по ней несколько раз и громко позвал соседа по имени.
– Кто там? – послышался недовольный визгливый голос жены соседа.
– Это твой сосед, – ответил Платон и еще раз стукнул по стене злобно, – позови своего Семена сюда!
Встряхивая своей единственной рукой с волос и с бороды ячменные ости, из-за угла пристройки появилась фигура Семена. Не здороваясь, видимо для того, чтобы не подавать руку соседу, прямо на виду у него он стал мочиться на угол своего гумна, встав боком к Платону.
– Что надо? – выдержав паузу под грозным взглядом Платона, наконец Семен выдавил из себя слова.
– Что ж ты озлобился на меня, Семен? – поведение соседа немного позабавило Платона, и он решил не начинать разговор сразу с выяснения вопроса относительно наглого нарушения межи. – Вместо того чтобы по-соседски поздороваться, ты начал опорожнять свой мочевой пузырь. Тебе от этого стало приятно?
– А то? – с издевкой ответил Семен, поправляя свой пояс, смастеренный из старых вожжей, на кафтане.
– Ну ладно – Бог тебе судья, – махнул на него Платон, – но скажи мне: зачем ты вырубил сирени и шиповники, посаженные Катей, на моей земле? В Писании сказано, что тот, кто нарушает межу, приравнивается к убийству человека, а ты нагло перешел границу, которую проложили наши родители и еще вырубил единственную память о моей первой жене. Ладно, ты меня ненавидишь, хотя непонятно – за что? Но неужели память о Кате тоже для тебя ничто? Мы же с тобой вместе гуляли на нашей свадьбе – что на тебя нашло, Семен?
– Не знаю, о чем это ты говоришь? – равнодушно ответил Семен. – Начнем хотя бы с того, что мне твой брат разрешил в начале лета построить гумно в эту сторону. Я забоялся снести старое, не построив нового, вот и попросил у Николая сделать именно так, как сейчас есть. Тебя же не было в деревне со времен начала войны, говорят. А брат твой вообще мне сказал, что ты укатил к немцам жить. А тебе, Платон, все мало, смотрю! Ты за время войны столько нахватал, что хватит на тысячу лет жизни, а я вернулся из войны калекой в марте этого года, а в доме дети
