Меджид! – крикнул Аслан-Гирей.
– Прощайте, дети мои! Бог благословит и спасет вас! – сказал старик и заплакал.
Ударил Аслан-Гирей коня… Рванулся конь, поскакал.
А старик стоял одинокий, беспомощный, и текли слезы по его щекам.
По дороге со стороны города пыль поднялась – ханские воины мчались.
Прискакали к дому Меджида, стали спрашивать, где дочь его и сын хана?
– Не знаю, – ответил старик.
Обыскали воины весь дом, двор и огород и опять принялись допрашивать старика.
Молчал Меджид, и тогда один воин ударил его по голове кинжалом.
Сильный был удар, и старик мертвым упал.
– Вот как! – удивился воин. – Ведь и ударил-то я слабо, значит, голова у старика была плоха.
Потом подожгли воины дом, бросили в огонь труп Меджида.
В чужой стороне, в большом городе жили в бедности Аслан-Гирей и Гульнара. Золота не успел захватить с собой Аслан-Гирей и, когда были прожиты деньги, вырученные от продажи коня, пришлось жить трудами рук своих: на базаре Аслан-Гирей тяжести переносил, а Гульнара работала в богатых домах черную работу.
Но они были молоды, сильно любили друг друга, и бедность сначала не казалась им тяжкой.
На окраине города, в маленькой хижине рыболова жили они, и рабочий день их начинался рано утром и кончался ночью.
Усталые, обессиленные возвращались они в свою хижину и спешили броситься на жесткую постель, чтобы во время короткого сна набраться сил для предстоящего трудового дня.
Ладони рук Аслан-Гирея не раз покрывались кровяными волдырями, пока не затвердели и не покрылись твердыми, как дерево, мозолями. А нежную кожу на лице, на шее солнце сожгло, и из белой темная стала она.
Побледнели, осунулись розовые щеки Гульнары, и реже слышался ее счастливый смех.
Но бедность не страшила Гульнару, она и раньше знала ее, страшно было потерять любовь Аслан-Гирея: стала она замечать, что часто задумывался он и о чем-то тяжко вздыхал.
– О чем ты думаешь? – спрашивала она его и в глаза ему заглядывала, желая прочитать его сокровенную думу.
А он, не отвечая на вопрос, насильно смеялся, обнимал и целовал ее.
И тоска пала на сердце Гульнары, но она глубоко затаила ее.
Прошел год, у Гульнары родился мальчик, но он жил не долго, потому что в груди матери не было молока для него, а кормилицу не на что было нанять.
И плакала Гульнара над мальчиком, и от слез потускнели ее ясные, красивые глаза.
Аслан-Гирей наружно показывал вид, что тоскует по сыну, а сам был рад его смерти: лишняя обуза с плеч свалилась.
И Гульнара чувствовала это, и еще тяжелее стала ее тоска.
Проходили дни за днями в тяжелом труде, в бедности, доходящей до нищеты, и не было радости, не было светлого луча в этой жизни.
И угрюмее становилось лицо Аслан-Гирея.
Несчастье случилось с Аслан-Гиреем: тяжесть большую он поднимал, надорвался
