в это проклятое «знамя»! Мощными ловкими ударами меня тут же сбили с ног. Сильно рванули рукав нового пиджака, отчего он сразу треснул и оторвался наполовину. При падении форменные брюки порвались на коленке, а пионерский галстук лишился своих концов. Меня грубо, за шиворот, как нашкодившего щенка, вытолкнули с площадки. При этом до обидного жёстко наорали: «Ты, сосунок, сначала потренируйся, а потом только приходи играть».
Бросив испуганный взгляд на свой костюм, я окончательно упал духом. Ужасно! Идти в таком плачевном виде домой – значит самому себе вынести смертный приговор. Я стал бродить вокруг нашего дома в надежде, что отец за чем-нибудь выйдет из подъезда и я смогу незаметно прошмыгнуть, словно мышь, в квартиру и переодеться.
Прогуливаться во дворе пришлось довольно долго, но моё ожидание всё же оказалось не напрасным. Спустя некоторое время из подъезда вышел отец с сумкой в руке и направился в сторону магазина. Нельзя было упускать такой шанс. Я стремглав кинулся по лестнице, в один миг оказавшись на пятом этаже. Быстро переоделся и, как ни в чём не бывало, стал разогревать на плите суп.
Вскоре вернулся отец. Увидев меня, он обрадованно спросил:
– Ну что, проголодался? Как учёба?
Я гордо открыл дневник, в котором красовалась моя первая оценка – пятерка.
– Молодец, – похвалил отец. – История – это хорошо. Но запомни, сынок: царица всех наук – математика. Старайся, и из тебя получится великий человек. – Я покорно кивнул, совершенно не согласный с его мнением.
Вечер прошёл превосходно: играли в шахматы, потом отец попросил почитать ему Чехова и долго смеялся над рассказами своего любимого писателя.
Лишь когда мы уже легли в постель, перед тем, как заснуть, я вдруг отчётливо представил, что же ждет меня завтра… И вот тут-то мне по-настоящему стало страшно.
Тайное всегда становится явным
Утром я быстро позавтракал и, пока отец мылся в ванной, наспех натянул на себя лохмотья – жалкое подобие костюма и стремглав выбежал из квартиры.
В подъезде я основательно доработал свой наряд: полностью оторвал рукав, пиджак для большей убедительности потоптал ногами и, напялив на себя «остатки былой красоты», потащился обратно домой.
Зайдя в прихожую, я стал громко, во весь голос кричать и даже смог выдавить из себя несколько слезинок. Выбежавший из кухни испуганный отец с удивлением уставился на меня.
Увидев его, я заорал ещё громче:
– А-ааа, а-аааа, а-ааааа… собаки, – выл я, не умолкая ни на секунду. – Только вышел, а они набросились. А-ааа… Я ничего им не делал. А-а-а-а-а-а-а…
Я так правдоподобно, как казалось мне, расписал всё отцу, что и сам поверил в свою ложь. Но папашу моего не так-то просто было провести. Приблизившись ко мне, он молча взял из моих трясущихся рук оторванный измазанный рукав. Внимательно осмотрев его, вдруг со всего размаху ударил меня им по голове. Остолбенев
