надо во что-то верить, – ответил Рон. – Те, кто не верит, спиваются, становятся наркоманами или идут в бандиты. А те, кто верят, пересекают границу и оказываются здесь.
Последнее металлическое жалюзи щелкнуло, опускаясь, и Рон повернулся к двери, ведущей во внутренние помещения бара.
– Когда аспониканцы пересекают границу, Майкл, они останавливаются в пустыне, или в маленьких поселениях, или едут сюда. В деревнях их ищут, и им кажется, что здесь, в большом городе, им будет проще затеряться.
– У них нет работы, у них нет документов, и их считают преступниками только потому, что они родились в другой стране, – сказал я.
– Если у тебя нет образования, нет престижной профессии, то ты мало кому нужен по эту сторону границы, – ответил Рон. – Лучшее, на что могут рассчитывать такие люди – это получить тяжелую работу где-нибудь на стройке, где им станут платить гроши.
Мы находились уже далеко внутри здания, за узкой невысокой дверцей, отделяющей залу, открытую для посетителей, где мягкий свет отражался и таял в деревянных досках, от внутренних служебных помещений. Но очарование не исчезало и здесь, как бывает в иных барах и ресторанах, когда за незаметной дверью с надписью «только служащим», как за кулисами кукольного театра, волшебная сказка внезапно обрывается и уступает место безликим коридорам, спешащим людям и четырехугольным, в рост человека, ящикам для пищевого мусора.
Здесь все было иначе; все то же дерево обшивало стены, хотя я и знал, что на самом деле они не деревянные, но каменные – деревянные стены не могли находиться на первом этаже десятиэтажного дома. Здесь жил сам Рон, и здесь же жили те, кого он приводил сюда, чтобы набраться сил перед дальней дорогой.
– Несколько дней паренек не произносил ни слова. Болтался по улицам, шарахаясь ото всех. Ничего не ел. Одна старая женщина привела его ко мне, когда я уже собирался закрываться.
Огр спускался по деревянной лестнице, ведущей в подвальный этаж.
– Он приехал в большом фургоне, прямо из-за границы.
Рон остановился, чтобы убедиться, что мы без помех спустимся следом за ним.
– Здесь надо нагнуться, Майкл.
Он продолжал:
– В таком фургоне может уместиться человек тридцать-сорок. Те, кто перевозит нелегальных эмигрантов, не заботятся о том, чтобы им было удобно в пути.
– С этим фургоном было что-то не так? – спросила Франсуаз.
– В нем были всего четверо.
– Так.
Я остановился прежде, чем Рон успел открыть деревянную дверь, и придержал его руку.
– Что стало с водителем?
– Вчера он должен был вернуться, чтобы подготовиться перевезти новую партию эмигрантов. Но я слышал, что его все видели в Сан-Франсконе. Он ходит из бара в бар и набирается до тех пор, пока его не выбрасывают вон.
– Он напуган? – спросил я.
– Очень.
– Тогда почему он не уедет из штата? – осведомилась Франсуаз. – Скажем, в Асгард?
– Он условно освобожден.
– Не
