в звёздное небо сквозь запотевшее окно. Зима в этих краях хоть и не суровая, но его почему-то пробрал странный озноб. Или же всё-таки жар?..
– Мехмед другой, – заключил он немного погодя и опёрся о подоконник руками. – Он тяготится своей семьёй. Сколько бы он ни скрывался, я это чувствую.
– Бесконечные «харамы», – согласилась с ним Ксения. – Он похож на бочку с порохом. Когда-нибудь обязательно взорвётся… Помяните моё слово, ваше сиятельство.
– А Вачаган? – переспросил его сиятельство, явно входя в кураж. Ксения вновь улыбнулась.
– Он неплохой, но совершенно слеп в том, что касается чувств. Цифры чересчур забили ему голову.
– О да, это точно о нём!..
Молодые люди весело рассмеялись, и напряжение между ними медленно сошло на нет. Смех разрядил обстановку, но деспинис, которую слишком многое тяготило, не позволяла себе надолго забыться.
– Мой брат – полнейший недотёпа, – сказала она, почти не моргая. Дима внимательно слушал её. – Обаятельный, но ужасно безответственный. На него нельзя положиться. А митера…
– Митера?
– Она постоянно жалуется на головные боли, и я знаю, что она нездорова. Если бы не дядя Анатолиос… не знаю, где бы мы сейчас были.
Юноша сглотнул, чувствуя, как сочувствие и сострадание переполнили его тело. Ксения поражала его с каждой минутой всё сильнее. Кто мог похвастаться такой силой духа?!.. Через что ей только не пришлось пройти… но у каждой истории – тем более такой печальной! – должен быть свой счастливый конец. И если бы он писал её, то он бы…
– Но я рада, что Геннадиос встретил вас, граф, – неожиданно вновь подала голос деспинис и расхрабрилась, расправив плечи, – да и из всех его друзей вы, пожалуй, нравитесь мне больше всех.
– Правда?.. – ни жив ни мёртв спросил Дима.
«Вы мне тоже… нравитесь!». – Весь разговор эта мысль не давала ему покоя.
– Да!.. Вы уравновешиваете остальных. Если бы не вы, не думаю, что они бы сдружились.
– Мой отец – дипломат и хочет, чтобы после медресе я поступал в университет в России, – немного невпопад отвечал он, и Ксения заметно напряглась. – Но я не хочу уезжать из Константинополя. Здесь вся моя жизнь!.. Друзья и…
На миг, когда их взгляды встретились, Дима понял, что больше не нуждался в словах. Решительных действий!.. Вот, чего требовала от него та, что чуть не попала в наложницы к турецкому султану, та, что потеряла отца, выхаживала больную мать и постоянно беспокоилась за брата… Видел бог!.. Этого же самого желала и его душа.
Мягкий, терпкий поцелуй, бывший для обоих первым, с громким свистом прервал Геннадиос, от шуток которого ни сестра, ни лучший друг не избавились до самой разлуки. Вачаган закатывал глаза, а Мехмед то и дело восклицал: «Субханаллах! Альхамдулиллах!», но, несмотря на все эти причитания, ни один из них не мог забрать у влюблённых сладостных воспоминаний, подаренных этим днём.
– С султаном это не было
