императорского университета в Петербурге, но ведь он ни разу не давал ей повода усомниться в своей верности! Он вернулся, как только окончил университет, отказался от службы при императорском дворе, разругался из-за этого с отцом, а она!..
– Не знаю, что у вас тут произошло, но ещё одной ссоры я не вынесу, – недовольно пробормотал Мехмед, появившись за их спинами в потёмках. Друзья тотчас позабыли всё разногласия и накинулись на него с вопросами. Турок не стал обнадёживать друзей, но всё-таки заверил, что смог утихомирить бурю. Руки у него, правда, дрожали, а вид был такой, словно он только что сражался с тигром.
– Таким разозлённым я его никогда не видел, – тяжело вздохнул племянник. – Но я сделал всё, что в моих силах, чтобы он поверил в безобидность Гены.
– Это значит, что султан ещё может послать за мной субаши или даже твоего брата? – чересчур безрассудно пошутил грек.
По воцарившейся тишине Геннадиос понял, что эта перспектива вполне могла стать реальной, и вся жизнь пробежала у него перед глазами. Помимо матери, сестры и дяди он увидел перед собой ещё одно лицо, мысли о котором не покидали его весь остаток вечера.
– Полноте. – С усталым вздохом Мехмед тронулся с места. – Мы сделали всё, что могли. А теперь пойдёмте, пока почтенный кириос не втянул нас ещё во что-то.
После всех событий часовой давности общение никак не налаживалось, и несколько кварталов молодые люди прошли молча, даже не поднимая друг на друга глаза. Возле собора Святой Софии они, наконец, нарушили молчание и горячо обнялись. На этом месте они обычно прощались, и каждый расходился в свою сторону.
– Всё будет хорошо!.. Вот увидите, – отозвался Вачаган, бывший сегодня молчаливее обычного. – Где наша не пропадала.
– Мехмед?.. – вдруг позвал друга Дима, когда тот ответил на рукопожатие армянина. – Можно я провожу тебя?
Турок кивнул, должно быть, догадавшись о возможной причине такой любезности, но пока что не озвучил её вслух. В свою очередь Геннадиос вызвался пройтись до Гюльбекяновского особняка в армянском районе Стамбула Кумкапы, хоть путь до него был и неблизкий.
– Уверен? – донесло до них эхо голос армянина. – Я планировал взять омнибус…
Ответ Геннадиоса не дошёл до них, но Дима не очень-то вслушивался в этот разговор. Когда ночь скрыла друзей, они с Мехмедом сели в карету со старым кучером Мустафы-Паши, но никто не разговаривал. Каждый погрузился в свои мысли, и лишь тихий стук колёс по Галатскому мосту нарушал тишину. Позади остались базар, и две мечети, когда впереди наконец замерцали знакомые с детских лет окна. Где-то совсем рядом залаяли собаки, и друзья вышли из фаэтона. Дима погрузился в ностальгию – как часто он бывал тут в отрочестве? – и с интересом рассматривал восточный орнамент на входной двери, а Мехмед тем временем оглянулся на занавески на втором этаже. Шум и разговоры за ними не затихали.
– Дядя Фазлы правду сказал… Тётя Шебнем уже здесь.
Когда Мустафу-Пашу назначили
