тропами, битва за паспорта и суперигра в Херсоне и Киеве, впереди было так много всего. И ещё впереди были кровь и смерть. И только потом мы встретились вновь. Боже! Неисповедимы пути твои. Мы впервые встретились в такое роковое время! И я засыпал Урай новогодним:
Я смотрю на тебя…
Ты узнаёшь мой взгляд
Сквозь игру Новогодних шаров!
Этот первый заход на десять минут и первый диалог. И вся жизнь!
Почему так грустно в декабре? Почему так грустно на закате?
Это поразительное сочетание монголоидных глаз с европеоидным типом лица. Абсолютно иррационально. Она утверждает, что глаза от отца. Не знаю. Не заметил. Всегда улыбчивая в тон своему великому однофамильцу, всегда спокойная и уверенная в себе, всегда внимательная и вдумчивая. Все эмоции отражаются на её удивительно чистом и красивом лице. Красоты и обаяния необыкновенного, оно иногда очень детское. Кожа на лице нежная и очень чувствительная. Когда она, внезапно смутившись, краснеет, возникает ощущение, что она только что вбежала с мороза. Красивая линия бровей. Это лицо очень трудно рисовать. Художник в Екатеринбурге так и не сумел изобразить её лицо точно. Оно непрерывно меняется. Я видел наверно миллион смен выражений её лица. Я был совершенно раздавлен этой тонкой игрой выражений глаз, щёк, бровей, губ, подбородка. Её подбородок просто сводил меня с ума. Если бы мог – только и делал бы, что смотрел на её лицо. Это всё равно, что смотреть на игру огня или на море. В глазах её всегда танцует озорной огонёк. Иногда, когда я проверял некоторые свои сентенции, выражение её лица стремительно менялось и становилось вдруг строгим и очень напряжённым. И тогда она смотрела на меня выжидательно и жёстко. В такие мгновения глаза её светились зеленоватым оттенком, и я видел в них глаза тигрицы, готовой броситься и растерзать меня. Я обожаю её лицо.
Я обкладываю её всю её же волосами – длинными, густыми и сильными, со всех сторон. Лица не видно. Не видно ни плеч, ни груди, ни спины. Грандиозный водопад из тонких длинных нежных струй. Их приятно ворошить, перебирать, заплетать. Фотографирую. На снимке только волосы. Я хочу, чтобы эти волосы были известны всему миру. Такая редкость. Такая красота. Такое обилие возможностей. Я лично крашу их. Иногда она заплетает несколько косичек. Иногда одну, игриво вьющуюся. Иногда они заслоняют всё лицо. Иногда только часть. Иногда локон лишь слегка наползает на глаза. Она иногда поправляет этот локон неуловимо изящным жестом. Иногда спокойно смотрит сквозь него на мир.
Однажды она попросила меня подрезать волосы. Я оттяпал чуть ли не пять сантиметров, лихо орудуя ножницами. Увидев совершённое, она ударилась в слёзы. Волосы – её несомненное богатство.
Очень долго я не мог выучить слово «мелирование», это когда светлые прядки волос чередуются с тёмными. Когда мы прощались навсегда, и она призналась мне в любви, волосы у неё были мелированными.
Конец ознакомительного фрагмента.
