интерес представляет в воспоминаниях и памфлете Соломонова характеристика депутации как части государственного аппарата, законного «начальства» мемуариста[122]. Вопреки установившемуся к тому времени в правительственных кругах мнению о «неблагонадежности» еврейской депутации, Соломонов пытался представить ее полезным и важным элементом в системе управления евреями, проводником «благотворных» мер, направленных на сближение евреев с окружающим населением[123].
К тому же кругу «просвещенных» евреев принадлежал и другой мемуарист, личный секретарь З. Зонненберга Ицхак Сассон. В воспоминаниях Сассона представлена любопытная, но, скорее всего, обусловленная личным отношением автора характеристика Зонненберга как человека невежественного, недалекого и вспыльчивого, интригана и доносчика, враждовавшего с остальными депутатами, которые платили ему тем же[124]. Представляют интерес также не поддающиеся верификации эпизоды, рисующие отношение к депутатам со стороны различных групп еврейского общества.
Переходя к мемуарам представителей российской администрации, следует отметить, что сколько-нибудь значительное внимание еврейским депутатам уделил только Г.Р. Державин. Данные записок Державина, красочно описывавшего «разные происки» еврейских депутатов во главе с Ноткиным, с конца XIX в. стали предметом ожесточенных споров в историографии. Эти идеологически окрашенные споры велись в основном между оценивавшими эти сведения как полностью заслуживающие доверия и даже развивавшими интерпретацию Державина историками официального направления, такими как Н.Н. Голицын[125] и М.Ф. Шугуров[126], и представителями русско-еврейской историографии, в особенности Ю.И. Гессеном, объяснявшим отношение Державина к еврейским депутатам, и в частности к Ноткину, «старческим озлоблением сановника на покое»[127] и на этом основании опровергавшим его данные как недостоверные. Нам, со своей стороны, представляется целесообразным выделить в записках Державина нейтральные с точки зрения основной тенденции элементы. Другим возможным методом анализа записок Державина может быть подход к этому тексту как литературному, вопреки его сухому деловому стилю.
Определенный интерес представляет упоминание депутации в путевых записках И.М. Долгорукова. Вложенная им в уста молодого еврея Гурвича, в доме которого в Умани останавливался Долгоруков, уничижительная характеристика депутатов как «глупцов, которые ни за что более не стояли, как за свою одежду», а также стоявших за их избранием «стариков» из кагала[128] может отражать как реальное отношение к депутатам у части «просвещенных» евреев и конфликт поколений, так и пренебрежительное отношение к ним русской аристократии.
Определения еврейского представительства, существующие на данный момент в литературе,
Там же. Ч. 2. С. 33.
Таким образом, Соломонов уже в своей оценке роли депутации резко расходится с официальной точкой зрения, что позволяет несколько скорректировать характеристику книги Соломонова, данную М. Вайскопфом. Вайскопф характеризовал труд Соломонова как образчик «гротескного благомыслия», где все репрессии против евреев объясняются их собственными недостатками и заботой правительства об их же благе (
[
