грудью. Им открываются удивительные вещи. Ведь ребёнок – это принимающая антенна, а дольмен – излучающая. Если хотите, можете спуститься по тропинке посмотреть. Хотя завтра мы всё равно туда вместе пойдём.
Кто-то разводил костёр, кто-то ставил палатки, а Георгий обнял Сандру за плечи, и они спустились вниз по тропинке. Вышли к невысокой каменной постройке с крохотным окошечком наверху. Георгий сел, облокотившись спиной о дольмен, и закрыл глаза. Ноги он лихо свил в лотос, указательный и большой палец соединил. Сандра спопугайничала. Но так развести ноги, как Георгий, не смогла и уселась в полулотос.
– Что дальше делать? – спросила она его.
– Слушай. Только не мешай себе.
Сколько они так просидели, отследить было невозможно. Поскольку первое условие, которое выдвигает Болдырева в своих экспедициях – не брать с собой ни часов, ни телефонов – времени не существует, есть только ваше ощущение момента. Каналов прежних быть не должно – это лишь помехи на линии вашего возвращения к себе, к тому себе, о ком ваша личность ещё не знает.
Но когда Сандра открыла глаза, было уже темно. Георгий Эдуардович сидел всё в той же позе. Только ритмично раскачивался из стороны в сторону. Сандра положила ему руку на колено. Он открыл глаза – взгляд был абсолютно невидящий. Ему самому показалось, что он вышел из яркого света в тёмное помещение. Через мгновение глаза попривыкли, и он увидел перед собой Сандру. А Сандра, наконец, увидела перед собой, как ей показалось, осмысленный взгляд.
– Ты где был?
– Дома.
– Я серьёзно.
– И я не шучу. А ты что-нибудь увидела?
– Нет. Только почувствовала.
– Что?
– Карусель. Словно меня относит куда-то. Странное чувство.
– Это хорошее чувство.
Георгий встал. Ладонь положил на тёплый камень дольмена.
– Поверишь ли, я увидел себя младенцем на руках матери. Она кормила меня и гладила, поднимая волосы на голове вверх, как у Чиполлино. …Елет шели, катан шели…
– Что? Я не расслышала.
– Это на иврите: мальчик мой, мой малыш. Я услышал её слова, удивительно, правда?
– В твоём доме говорили на иврите?
– Я вырос в доме деда – он был раввином. Мать родила меня без отца, ну и переполох же был в семье! – Георгий как-то грустно засмеялся. – А меня потом отдали в ишиву – школу при синагоге. Так что иврит, танах, Тора – это слова родные, вошли в плоть и кровь мою.
– А что такое Тора?
– Пятикнижие.
– Слушай, а как тебя тогда занесло в наш институт?
– Русского языка и философии? Смешная ты! На каком ты курсе – на четвёртом? – а до сих пор не поняла, кто содействовал развитию русской философской мысли и твоего родного языка! Вот поставлю тебе двойку на экзаменах – будешь знать!
Сандра обняла его.
– И очень хорошо сделаешь. Тебе придется
