страницы. Но какой-то вихрь подхватил его, поднял, и он только сейчас заметил, что стоял возле целой полки, где были папки его будущего, прошлого, мотивов, долгов… какой-то вихрь потащил его дальше, закружил и унёс опять в белое пространство снежного коридора. А он, пронизанный болью своей матери, понял вдруг, что прощает её. Он понял, что всю свою жизнь бессознательно не мог ей простить, что жил, не зная отца, был дедушкиным внуком, ходил в хасидскую школу…
Он и в Америку-то не поехал, когда вся семья эмигрировала, чтобы хоть как-то и хоть когда-то вырваться из-под тяжёлой опеки семьи. И в русскую словесность залез… А теперь неожиданно увидел не СЕБЯ, а ЕЁ. И вдруг почувствовал, что в нём самом развязался какой-то узелок, и он стал легче… И тут же поднялся на следующий уровень.
А Сандра увидела булыжную мостовую. Ей не нужно было объяснять, что это был сон её детства. Мушкетёры. Её родные мушкетёры. Она была рядом. Она была одним из них. Тогда, ещё ребёнком, она говорила: они не могут умереть, это время не может уже пройти, если я так это люблю и так это вижу, если столько людей представляют и любят ЭТО, то ЭТО должно где-то находиться. Она всегда знала, что миры, которые питают сердце, обязательно находят себе место в пространстве. Она ещё тогда знала, что ничто не исчезает, что всё, что есть – уже есть, навсегда есть. Сандра с этим знанием уже пришла сюда и поэтому изначально была готова к таким путешествиям. Отец всегда говорил ей, что двумя именами её следовало бы назвать: Юлей – потому что не сидела ни минуты спокойно, словно юла, и Соней – потому что больше всех других важных дел любила поспать, а точнее – посмотреть сны. Вот на стыке таких двух разных характеров и существовала её душа…
Удивительным был полёт Людмилы Сергеевны. Её просто сразу не стало. Как только она закрыла глаза, вспыхнула яркая звезда. И этой звездой была она сама. Она мчалась к яркому источнику света, скользя по изгибам белого коридора. Рядом были ещё несколько звёзд, чуть поодаль от неё, они немного тормозили – видимо, прорабатывали в пути свои проблемы. Но она видела солнце и шла на солнце, и ничто не могло её остановить. И далеко позади осталась великолепная оболочка – её история, её судьба: мама, Одесса, докторантура, невозможность защиты, и, вопреки всему, – блестящая защита… И вдруг – покаянные Мамины слёзы в троллейбусе: Господи, ты самая лучшая у меня, ты моя надежда, моя гордость, а ведь тебя не должно было быть, я не хотела тебя… ПРОСТИ!! Милая мама, Господи, да что же это нас так держит наше детство, наше прошлое? Я давно простила тебя, да никогда и не держала на тебя зла, ведь знаю же: камень, отвергнутый строителями…
Почему-то увиделся старый бабушкин дом и она сама – юная, только что поступившая в университет, неожиданно перекрашенная в чёрный цвет, сама для себя похожая на любимую Ахматову… Вот она идёт на ощупь, чувствуя ладонью только тепло распаренного солнцем бревенчатого дома да ласковое касание трав…
Потом видения: первый муж, опыт семьи… Постой
